Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

— Неважно, — не растерялся Вася, — зубила от молотка я запросто отличу…

— Эх ты, зубила! Зубило! Оно, а не она.

— Пусть оно, какая разница!

— Ладно, ребята, — сказал Анохин. — Я слесарил немного, помогу в случае чего.

— Так тебя за верстак и поставят: как будто не знают, какие мы слесаря, — добавил Шубин.

— Что ни делать, а все лучше, чем лежать на нарах или играть в очко, — согласился Алексей и посмотрел на Шубина.

Тот улыбнулся и обратился к Вальке:

— А здорово ты нас облапошил! Знал бы — ни в жизнь не сел с тобой. Ловкач!..

— Я не в обиде. Как пришли, так и ушли. Но Артист на тебя злой. Помяни меня, он тебе еще нагадит…

— Во всяком случае попытается, — согласился Валентин. — Но жидковат он…

— Жидковат-то жидковат, а на завод не пошел: поближе к хлеборезу пристроился, — возразил Анохин.

— Как это люди умеют? — удивился Алексей.

Костров разъяснил:

— Видно, Валька, ты не все вытряхнул. В загашнике еще было…

Вася, все время сидевший молча, вдруг начал мечтать вслух:

— Ребята, а на заводе-то сейчас одни бабы, наверное… Эх… Мы хоть и оборваны, а все-таки мужики…

Все захохотали, а Костров махнул рукой:

— Кому что, а плешивому гребень!..

Утром отправлявшиеся на работу выстроились во дворе. Один из помощников начальника лагеря старший лейтенант Непряхин придирчиво осмотрел строй, обошел вокруг, проверил, не ошиблись ли при расчете, потом прочитал напутствие:

— Предупреждаю: идти строем, не разговаривать, не отставать. При попытке к бегству конвой открывает огонь без предупреждения.

В строю загудели.

— Здорово пугаешь!..

— Понятно… Сами знаем…

— Давай, выводи! Молебен читаешь…

Вышли за ворота. Конвой — человек десять солдат с винтовками на изготовку — окружили колонну. Снова загудели: «Смотри, боятся», «Гляди, разбежимся». Шубин, преодолевая шум, крикнул:

— Это и есть, братва, настоящий вологодский конвой: шаг влево — агитация, шаг вправо — провокация, прыжок вверх считаю побегом, стреляю без предупреждения…

В строю дружно захохотали. Непряхин, шедший сбоку, покосился и крикнул:

— Прекратить разговоры!..

Подошли к заводским воротам. Вышел карнач заводской охраны. Он подал руку Непряхину, окинул строй и крикнул кому-то:

— Открыва-ай!

Колонна вошла на территорию завода, остановилась возле небольшого здания — помещения караула. Встречавший начальник поднялся на крыльцо:

— Вот что, голубчики! У меня тут должон быть порядок…

Его перебили:

— Мы не голубчики!

— Что-о? Кто смеет разговаривать?

— Пошел ты к… — явственно раздалось в строю, и дружный хохот прокатился над колонной.

— Молчать! — заорал карнач. — Что за порядки, мать вашу…

Кто-то оглушительно свистнул, его поддержали: колонна бунтовала. Тогда Непряхин поспешно поднялся на крыльцо и что-то зашептал карначу на ухо. Тот покосился на строй, кивнул головой и продолжал:

— Так вот, чтобы у меня был порядок. В корпуса, где часовые, не ходить. К забору ближе трех метров не приближаться: часовые стреляют без предупреждения. С завода ничего не тащить. Если при обыске что-нибудь найду — будет плохо.

— А будете шмон делать — мы ходить не будем! — крикнул Шубин.

— А мне наплевать, не ходите! — ответил он и, указав рукой на группу гражданских, стоявших в стороне, предложил подойти к ним. Колонна рассыпалась.

Слесари (их было меньше всех) собрались вокруг невысокого старика в синей замасленной куртке. Из-под приплюснутой фуражки с длинным козырьком виднелись рыжеватые с густой сединой волосы. Небольшой нос, похожий на клубнику, зажимали очки в тяжелой металлической оправе. Седые усы, побуревшие от табака, закручивались вверх. Из карманов куртки, набитых какими-то бумажками, торчали карандаш и штангенциркуль.

Старик ощупал всех своими колючими глазами, несколько раз хмыкнул, отчего нос его задвигался, будто попытался сбросить тяжелые очки. Новеньких слесарей он привел в дальний угол ремонтного цеха, где стояло несколько верстаков.

— Кто из вас работал раньше по ремонту? — спросил он и посмотрел поверх очков на каждого. Несмело отозвался Анохин:

— Да я когда-то ковырялся. Лет пять назад.

— Мне приходилось… — отозвался Шубин.

Остальные промолчали, только Вася не утерпел:

— Мы, папаша, больше по части пилить, рубать…

— Пилить, рубать… — опять хмыкнул старик. — Подите к тому станку, — обратился он к Анохину и Шубину, — разбирать будете. А вы — к верстакам.

Он взял заготовку болта и сказал:

— Значит, такая задача: опилите этот болт на девятнадцать. Понятно?

«Слесаря» дружно закивали головами и потянулись к заготовке в руках старика, но тот бросил ее на верстак.

— Вон их целая куча! Валяйте…

Каждый взял по заготовке и рассматривал ее, еще не зная, с чего начинать. Алексей спросил:

— Что значит «на девятнадцать»?

— Это диаметр девятнадцать, — предположил Костров.

— Какой диаметр! — вмешался Вася. — Это размер под ключ.

— А как же его узнать, — удивился Алексей. — Ни линейки, ни ключа не дал.

— Рассчитать, значит, надо, — ответил Чернышев.

Бухаров слушал и улыбался.

— Правильно, Вася, на этот раз твоя губа брякнула. Ну-ка покажи, как ты рассчитаешь?

Вася повертел в руках заготовку и «сообразил».

— А что? Это же просто! Гайка — шестиугольная? Шестиугольная! Сторона шестиугольника равна радиусу. Вот и все.

Бухаров расхохотался:

— Эх, Вася, это тебе не «Декамерона» пересказывать. А девятнадцать — это расстояние между противоположными гранями. Понял?

— Чего ржешь? — вмешался Алексей. — Все правильно: надо вписать шестиугольник, а лишнее опилить.

— Ну, валяйте. Вписывайте, опиливайте, я посмотрю, что у вас выйдет. — И Бухаров отошел к своему верстаку.

Пока Алексей, Чернышев и Костров спорили и размечали, Валентин зажал заготовку в тиски и взял в руки напильник.

Вскоре визг металла заполнил цех. Ребята старались. Они понимали, что этот колючий и хитрый старик устроил им своеобразный экзамен. От того, как они сдадут его, зависела их судьба как слесарей.

Алексей изо всех сил нажимал на напильник и думал, что если только эта проклятая головка не получится, мастер не возьмет его слесарем и отправит обратно в лагерь. А возвращаться туда — ой как не хотелось! Не хотелось лежать на нарах, возвращаться к своим думам, снова чувствовать себя заключенным.

Когда, по его мнению, болт уже был готов, Алексей решил посмотреть, что получилось. Он опустил напильник и хотел выпрямиться — спина почему-то не разгибалась. Некоторое время, согнувшись дугой, он стоял возле тисков и никак не мог распрямиться. Потом в пояснице что-то кольнуло, хрустнуло, и спина приняла вертикальное положение. Он облегченно вздохнул и потер поясницу тыльной стороной ладони. Вынув из тисков болт, он вздохнул еще раз: какой гадкий ублюдок! Он бросил испорченную заготовку на верстак и посмотрел на руку: на правой ладони вскочил огромный лиловый волдырь. Алексей потрогал его — под тонкой, испачканной маслом кожей упруго перекатывалась жидкость.