Александр Одинцов - Дерзкие рейды [Повести]

Между тем Алексаев уже совладал с захлестнувшим его приливом злобы и заставил себя говорить спокойно.

— Халхин-Гол вспомнился мне, товарищ комиссар. Со штабом самураев угодил в наш плен и газетчик английский. Тертый парень, ему с лордами да баронетами довелось охотиться. Покуда ждал самолет в Москву, выболтал, например, и такое. Породистые лордовы пойнтеры да сеттеры только вынюхивают дичь и стойку делают. А приносит убитых или подранков уже не вышестоящий пес, а лакей песий. Так называемый «ретривер»… Словом, собачья собака. Вот и наш хозяин из такой породы. Недавно специально приспособленными подошвами следы фашиста затаптывал и переобуться не успел и где-то сейчас его прячет. Только не уйти ему! Крикни же вышестоящему псу, чтобы добровольно сдался!

А лесник все эти минуты, пока говорил командир, стоял слегка сгорбясь и пристально глядя исподлобья…

Со своей стороны и комиссар не отводил испытующий взгляд от заподозренного. Похоже, тот успокаивался и даже странно веселел по мере того, как лейтенант все более накалялся.

— Крикни фашисту, пускай выползет, — приказал Алексаев. — А ты живи, черт с тобой.

Раздались женские и детские возгласы. Возгласы не боли, не страха, а радости. Это наши бойцы привели во двор семьи пограничников, прятавшиеся у лесника.

И лесник разрыдался.

Когда танковые колонны гитлеровцев прорвались к Невелю, Вацевич собрался было со всем семейством уходить на восток, подобно тысячам других беженцев. Однако перед отъездом явился к нему работник райисполкома, который в мае оформлял его на новое место работы. Райисполкомовец от имени партии попросил беспартийного Тадеуша Вацевича остаться и помогать организующемуся подполью патриотов. Отказаться?.. Горько было отправлять без своего присмотра трех дошколят-хлопчиков и жену на сносях. Однако Вацевич согласился ждать связных от райкома партии и выполнять их задания.

Он ждал. Почти два месяца — безвылазно. Благо картошка своя, морковь и капуста — тоже. Наконец пришел человек средних лет, вооруженный наганом и «бутылочными» гранатами. Он прежде всего возвратил Вацевичу старую двустволку, отобранную комсомольцами. Далее, после обоюдного прощупывающего разговора, гость обещал ему восстановить утраченную связь с городскими большевиками… Прощаясь, условились о тайничке. Наведываться в тайничок — до полудня по вторникам и субботам.

В минувший вторник, заглянув для верности в тайник уже вторично после полудня, Вацевич отправился в сельпо. Очередь за керосином протянулась до околицы. Протоптавшись час, он продвинулся только наполовину… и вдруг — общее смятение: проверка документов!

Жандармы, проверив документы и допросив лесника, преобразились в благожелателей. Бидончик через полминуты наполнился керосином. Жандармы заверили пана Вацевича, что отныне да процветает он под покровительством великого рейха. Приказали не отлучаться из дому, ждать инструкций.

Вацевич побрел восвояси. Успокаивал себя тем, что немецкие чиновники вряд ли прикатят до субботы… А в этот условленный день он извлечет из тайника долгожданную весть от товарища, пообещавшего восстановить связь с партийцами. Если сегодня в тайнике пусто, тем вероятнее, что будет весточка в следующий условленный день. Именно так! Простая логика приводит к этому выводу.

Но чем старательнее успокаивал и утешал себя Вацевич, тем тревожнее становилось на душе. Тревожнее и гаже! Ведь вполне возможно, что приедут к нему не только с инструкциями, но, в первую очередь, затем, чтобы тотчас отрезать ему все пути к советским патриотам. Увезут его с собой и заставят совершить какую-нибудь подлость. Например, избить арестованного. Не выйдет у них!.. А тогда? Чести своей он не уронит, однако ж и борцам против оккупантов ничем не поможет. Но что же делать? Что?

Не стало сил на раздумье. Вацевич спрятал бидон в кустах и бросился в город Велиж. На бегу гнал от себя горестную мысль, что нелепо надеяться на случайную встречу с товарищем, от имени партии говорившим с ним еще в июле… Старался вызвать в памяти также и другие лица, которые видел в райисполкоме перед войной. Твердил себе, что, существуй хоть один шанс из сотни тысяч, он и тогда должен ухватиться за него.

Уже на окраине Вацевич угодил в облаву: эсэсовцы забирали кого попало… Повели через пустырь к безлюдному базару.

Там, в толпе, Вацевич увидел того, кого мечтал встретить, чьи боевые задания хотел выполнять. Увидел крайним в ряду четырех приговоренных. Каждый с петлей на шее и со связанными за спиной руками.

Прочли приговор. Оказалось, что осужденные швырнули гранаты в окна гостиницы германских офицеров.

Уже начало смеркаться, когда Вацевич, прошагав три километра по шоссе, а затем около километра вдоль еловых саженцев, добрался до частого сосняка. Тут, на корнях, он и провел ночь.

Едва рассвело, Вацевич побежал к опытному филиалу совхоза. Вот и просека, вот и знакомый бочажок, заросший камышом… И на секунду померещилось: не заплутал ли? Вокруг — не раз исхоженные места. Но почему же тогда между редеющими стволами мачтового сосняка все еще не видны — на другой стороне стручкового поля — два дома?

Вацевич, озираясь, остановился. Неужели вправду сбился с тропы? До того пришибло казнью коммунистов.

Но вот сквозь редеющие к опушке стволы потянуло встречным ветерком и удушающим смрадом гари. Задыхаясь от предчувствия чего-то страшного, лесник бросился вперед, к домам деревни, но увы! — домов совхоза не стало. Меж обугленных, еще курящихся головешек стояли опечалено люди… То были старики из глухой соседней деревушки Ольхино. Вместе с ними Вацевич похоронил расстрелянных, сгоревших. От них и услышал, что произошло.

Вскоре после того как из деревни ушли семьи пограничников, туда нагрянули немцы. Все переворошили. Потом выгнали всех жителей на улицу. Поставили под яркие фары грузовиков и начали допрашивать стариков и старух, которые укрывали своих постояльцев. А потом принялись избивать дядю Сеню — заведующего опытным участком. А сын его, десятиклассник, протиснулся сквозь толпу к немцам и стрельнул дважды из ружья. Два немца упали замертво.

Когда убитые и обгоревшие были преданы земле, Вацевич побрел домой. Четыре километра от пепелища до своей усадьбы показались ему бесконечными. А когда переступил порог дома, застыл на месте.

Ребятишки!.. Безмятежно спали они, закутанные поверх пальтишек в шали… Спали на разостланных на полу одеялах.

До того приковали взгляд эти малыши, что не сразу рассмотрел четырех женщин. Три еще моложавые, а одна старуха. Услышав шаги, одна молоденькая рывком повернулась и крепче прижала к себе мальчонку с льняными кудрями. А тот — обеими ручонками обхватил полосатую кошку… Черноволосая девочка-подросток застонала во сне.