Евгений Коковин - Осколок

Командир поднес кружку к губам, но в этот момент вскочил Карпушин.

— Разрешите мне слово. Так сказать, маленькая поправка к тосту товарища старшего лейтенанта. Я получил письмо от отца, в котором он спрашивает, сколько я уничтожил немцев. Ну, что же я могу ему ответить, сами знаете — ни одного не уничтожил. А за последнее время я подучился все-таки метко стрелять. Теперь, товарищ старший лейтенант, прошу зачислить на мой счет первого фрица. Сегодня я его хлопнул на глазах у сержанта Егорова. Выходит, у нас еще в старом году насобиралась тысяча. Вот какая у меня поправка. Ну, а в новом году счет мы, ясное дело, доведем до конца!

Все зааплодировали и подняли кружки.

Патриот Родины. 1943. 1 января.

Дядя Петрович — так запросто стали его звать в нашей роте. Двумя этими словами выражалось то, что вновь прибывшему красноармейцу идет пятый десяток и что он самый бывалый среди остальных бойцов.

Появился он в роте поздно вечером, когда бойцы возвратились с ужина. В каптерке у старшины стоял усатый пожилой человек. Он стоял под команду «смирно» и коротко отвечал на вопросы.

— В армии служили?

— Так точно, служил.

— Когда?

— С тысяча девятьсот шестнадцатого по двадцать первый год.

— Ого… а где?

— В 213-м пехотном полку.

Ему отвели койку рядом с койкой молоденького красноармейца Платошкина.

— Товарищ Платошкин, — сказал старшина, — вот расскажите новенькому обо всех наших порядках.

Платошкин служил в армии около месяца и чувствовал себя ветераном. Поручение старшины льстило ему. Он сразу принял покровительственный тон.

— А гимнастерка укладывается вот так, рукава вот так, и — на тумбочку.

Новичок покорно повторял все сложные приемы укладки обмундирования. Потом он вдруг нахмурил брови, расправил усы и спросил:

— А ремень?

— Что ремень?

— Как ремень складывается?

— А как угодно, — ответил Платошкин, — об этом в уставе нет.

— В уставе-то, может быть, и нет, а порядок и для ремня есть. Вот как раньше мы ремень складывали.

И ловкими движениями новичок свернул свой ремень в тугое кольцо.

За окнами несколько раз труба пропела тянучий сигнал отбоя. Неожиданно в тон сигналу новичок тоже пропел:

— Ло-жи-сь спа-а-ть!

И все тут почувствовали, что новый боец, несмотря на возраст, веселый человек.

Утром, когда дневальный громко оповестил о подъеме, дядя Петрович первым вскочил с койки.

Мы удивлялись аккуратности и усердию дяди Петровича. Особенно он имел какую-то необычайную страсть ко всевозможной чистке. Он чистил ботинки ежедневно, словно перед парадом, он скоблил свой подбородок до красноты. А когда дело доходило до чистки винтовки, дядю Петровича нельзя было оторвать от дела даже на секунду.

За несколько дней дядя Петрович стал самым популярным человеком в роте. Он мог рассказать о том, как воевали против немцев в 1916 году, умел к месту вставить новую пословицу и развеселить бойцов.

А известным всему полку дядя Петрович стал вот при каких обстоятельствах. Бойцы и командиры собрались в клубе, чтобы послушать рассказы участников боев с немецкими оккупантами. На вечер приехал командир дивизии, генерал-майор.

Фронтовики рассказывали о боях под Тихвином, под Ростовом, вспоминали разгром немцев под Москвой. Но вот рассказы закончились. Тогда заместитель командира полка по политической части предложил:

— Может быть, кто-нибудь еще желает выступить!?

В зале тихо. Нет больше желающих. Вдруг встает дядя Петрович.

— Я не участвовал теперь в боях с фашистами, но немцев бивал в прошлую войну. Разрешите рассказать эпизодик один… Это было в 1916 году, когда мы наступали на Луцком направлении. Гнали немцев и австрийцев, как говорится, в хвост и в гриву. Но в одном месте пришлось нашей роте задержаться. Немцы укрепились в одной деревеньке. Командир роты решил перед ударом навести у врагов панику с тыла. Вызвал он двадцать молодцов и во главе со взводным послал в обход. Был в этой команде и я. Сделали мы кружок добрых верст на десять. А взводный у нас был, скажу вам, боевой парень. Ну, говорит, ребята, не ударим лицом в грязь, а ударим по немцу, чтобы пух пошел. И ударили. Сначала обстреляли деревню, потом бросились в штыки, сбили охрану и отходить стали. В деревне — переполох. Немцы преследовать начали. И тут туго нам пришлось. Оторваться не удалось. И вся команда полегла в бою. Но в это время рота уже шла в наступление и через час окончательно выбила немцев из деревни. И пошли наши опять вперед, погнали немцев. А я остался жив, меня чуть только пулей поцарапало. Да очень сильно ранен был взводный. Я его вынес с поля боя и санитарам передал. Но, должно быть, умер он, бедняга. Храбрый был командир…

Дядя Петрович умолк. Видит он, генерал-майор стоит и недоверчиво на него смотрит. Дядя Петрович даже смутился. И как бы оправдываясь, он тихо сказал, обращаясь к бойцам.

— Может, вы думаете, я прихвастнул…

— А фамилию взводного вы не помните? — спросил генерал.

Дядя Петрович стоял перед генералом навытяжку.

— Как же не помнить своего взводного, товарищ генерал-майор, — ответил он, — фамилия его Ефимов была…

Генерал широко шагнул к дяде Петровичу и, обняв, крепко трижды поцеловал старого солдата.

— Взводного запомнил, Ефимов, правильно, — улыбнулся генерал. — А командира своей дивизии сейчас не знаешь. Ну, как его фамилия?

Да, дядя Петрович не знал фамилии этого генерала. Но ему тут же подсказали все бойцы, все командиры, весь зал:

— Ефимов.

Патриот Родины. 1943. 1 мая.

Милая Полина, чего ты ожидаешь? Два часа назад по селектору сообщили, что пароход «Чкалов» прошел около Холмогор. В девятнадцать тридцать он пришвартуется у пристани Архангельск. Но какая польза от этого для тебя, Полина? Ведь Александр, твой муж, все равно не приедет. Он уже не плавает на «Чкалове». Десять дней, как он уехал на фронт. Место старшего машиниста на первой вахте теперь занимает другой человек.

Подумав об этом, Полина разочарованно вздохнула. Она даже обозлилась на себя. В самом деле, зачем она теперь приходит сюда в дни прибытия «Чкалова»? Она привыкла к этому за восемь лет жизни с Александром. Как радостны были эти минуты, когда пароход, разбивая воду плицами колес, приваливал к стенке! Капитан, перегнувшись через перильца, кричит на матросов, Александр, если он на вахте, выходит наверх, когда уже концы швартовых закреплены на причальных тумбах. Он обтирает руки паклей и смеется. Так было восемь лет, бесчисленное множество рейсов. И вот третий раз по привычке приходит Полина встречать «Чкалова», хотя муж теперь не плавает. Ей тоскливо оставаться дома в эти часы. Ее влечет на пристань. Она увидит знакомых из команды, старика-механика Кирилыча, буфетчицу Марусю, многих друзей Александра. Ей нравится пройти по палубе, спуститься по трапу, посидеть в каюте. Все это приносит воспоминания о любимом человеке. Александр любил свой пароход. И эта любовь незаметно перешла к Полине. Вот почему она приходит сюда.