Евгений Коковин - Осколок

Рано утром на пароход «Чкалов» явился с назначением новый матрос Анна Потемкина. Какой ужас! Ей придется мыть палубу, грузить дрова, тянуть канаты. И это на глазах у пассажиров. Целых четыре месяца навигации! И нельзя будет погулять по улице Павлина Виноградова, ежедневно ходить на танцевальную площадку в сад «Динамо».

На нижней палубе на кнехте сидел боцман.

— Кому это отдать? — спросила Анечка, протягивая назначение.

Боцман долго читал бумагу, потом с недоверием посмотрел на Анечку и спросил:

— Неужели к нам матросом?

— Да, — чуть удерживая слезы, ответила Анечка. Она видела, как боцмана удивила ее внешность — лихо натянутый беретик, кургузый пиджачок, подведенные брови. Совсем не рабочая внешность.

— Это что же вас заставило пойти матросом? — участливо и с жалостью спросил боцман.

Анечка, сгорая от стыда и не глядя на боцмана, пробормотала неожиданно даже для себя:

— На практику.

— Ага, значит студентка, — с удовольствием констатировал боцман, набивая махоркой трубку. — Где же вы учитесь, голубушка? В академии, может, в какой?

— Да, в академии, — соврала Анечка (по правде сказать, она туманно представляла, что такое академия), — я, знаете, ее уже окончила.

— Что же это за академия? Капитанская или инженерная? У нас бывали из инженерной, пароходы учатся строить…

Тут Аню осенила блестящая мысль, что так редко с Аней случалось.

…Вчера, возвращаясь домой, Анечка купила целую пачку газет. Конечно, не для того, чтобы читать, а просто завернуть кое-что из одежды, чтобы перейти на пароход. Дома, завертывая свое крепдешиновое платье, Аня вдруг обнаружила, что одна из газет напечатана на иностранном языке. Она развернула газету и вскрикнула от восхищения. С газетного листа на нее смотрела хорошенькая девушка. Кто она такая?

Когда-то, в пятом классе средней школы, Аня изучала английский язык. Ах, почему она тогда не старалась учиться? Аня пыталась прочитать длинную подпись под портретом девушки, но из этого ничего не вышло. Аня не могла перевести ни одного слова. Все же она прочитала имя неизвестной. Ее звали Дженни Уатс. Еще долго билась Аня, надеясь узнать хоть что-нибудь из подписи. И она нашла слово «rolli». Теперь все было понятно. Дженни Уатс — знаменитая киноактриса. На фотографии она заснята при исполнении какой-то роли. И тут Аня заметила на плечах у Дженни застежки комбинезона. Она вспомнила кинофильм «Петер», гараж, Франческу Гааль.

— Ты только играешь эту роль, — с горечью и завистью подумала Аня, — а мне придется в жизни так работать…

Она вырезала портрет Дженни Уатс и уложила в чемодан. Может быть, кто-нибудь переведет все, что написано в газете о знаменитой актрисе.

И вот сейчас на палубе «Чкалова» дерзкая мысль пришла в голову Ане.

— Нет, академия не инженерная, а киноакадемия, — ответила она на вопрос боцмана.

Боцман вытаращил глаза и помахал рукой, чтобы развеять облако дыма, выпущенное им из трубки. Он никак не мог сообразить, какое отношение имеет кино к товаро-пассажирскому пароходу «Чкалов». К тому же он что-то не слыхал о такой академии.

Но Анечка уже торопливо разъясняла ему:

— Видите ли, я должна исполнять в одном кинофильме роль матроса. Так вот, перед тем как сниматься, я специально хочу поработать, познакомиться, чтобы войти получше в роль. Понимаете?

— Как же не понять, — согласился боцман, — это, значит, вроде репетицию у нас будете проделывать?

— Вот-вот, вроде репетиции, — сказала Аня, и от своей выдумки ей стало необычайно весело.

Вскоре вся команда знала, что на пароход поступила матросом киноактриса Потемкина.

В очередной рейс на «Чкалове» в числе команды вышло пять женщин. В последний момент, когда пароход уже готов был к отходу, капитан еще забежал в контору пароходства и осыпал ее сотрудников градом проклятий. Возвратившись на судно, он отдал какие-то невнятные приказания старшему помощнику и закрылся в своей каюте.

Отдав концы и широко развернувшись, «Чкалов» поплыл вверх по Двине.

Женщин поместили в одну каюту. Кроме Маруси Ананьиной, Полины и Анечки, была еще Дарья Дмитриевна, поступившая на «Чкалов» матросом. Это была уже немолодая женщина, домохозяйка.

Едва судно успело отшвартоваться, как они принялись устраивать свое жилье. Через час уже каюта словно обновилась. Линолеум на полу был так натерт, что в нем отражалась электрическая лампочка. Стены, освободившись от табачной копоти, снова заблестели краской. На окне появилась шторка.

Больше всех хлопотала Дарья Дмитриевна. На пароходе она сразу почувствовала себя как дома. Было видно, что это заботливая и беспокойная домохозяйка. Она уже успела обойти весь пароход и нашла множество беспорядков.

— Завтра мы тут наведем чистоту, — сказала она, протирая тряпкой жалюзи. Мужчины так мужчины и есть. У них только на верхней палубе чистота, подкрашено, а внизу, на корме, в уголках безобразие творится. Ровно у неряхи — губки подмазаны, а пятки на чулках драные.

Весь вечер женщины проговорили и совсем познакомились. После своей вахты к ним зашла Оля Шевченко, третий помощник капитана. Она занимала отдельную комнату.

— Это кто такая? — спросила она, рассматривая портрет Дженни Уатс над койкой Ани.

— Киноактриса, — ответила Аня и вспомнила разговор с боцманом.

Выдавать себя женщинам за артистку не было смысла. Они сразу уличили бы ее. И потому она рассказала о том, как пошутила над боцманом.

— Ну и пусть тебя считают за кинозвезду, — сказала Маруся, — а мы подтвердим. Вот забавно будет!

Первый раз на вахту Полина заступила вечером. Над рекой поднималась белая пелена тумана. На палубе стало прохладно. Когда Полина опустилась по трапу в машинное отделение, ее охватил теплый воздух. Она уже бывала здесь. Александр во время стоянок в порту приводил ее сюда и объяснял устройство машины, донок, динамки, инжектора. Она ходила за ним и удивлялась. Он умел хорошо рассказывать и вечно посмеивался над ней.

— Все тут очень сложно, — говорила она.

— Пустяки, чуть посложнее твоей швейной машинки и часов-ходиков.

Она удивлялась, что в котле давление такое, что может погубить весь пароход, что в топках котла сжигается за сутки по двадцать пять кубометров дров, что цилиндры имеют рубашки.

Сейчас Полина убедилась, что дело ее совсем несложное. Нужно было в определенное время смазать подшипники и время от времени прощупывать их, следить, чтобы не загорелись. Кроме того, она поливала мыльной водой из спринцовки параллели и набивала тавотом — густым маслом — подшипниковые коробки.

Но к концу вахты она утомилась. Голову ломило, должно быть, от непривычного шума машин и от запаха масла. Немного тошнило.