Александр Письменный - Фарт

— В тысяча восемьсот девяносто девятом году Россия занимала третье место по тоннажу судов, а теперь — седьмое. Россия догнала Австрию! Послушайте, господин Чупров, вы служите в Адмиралтействе, — вы знаете, что творится в вашем уважаемом департаменте? Ведь там на ответственных постах сидят абсолютные болваны. Я знаю, один командир попросил разрешения проделать шпигаты в броневом борту своего корабля. Не разрешили. Тогда он показал фотографию однотипного корабля, это было иностранное судно, и на нем имелись такие отверстия. Почесали в затылках адмиралтейские мудрецы и соизволили согласиться. Где наши славные традиции, я вас спрашиваю? Где наша сплоченность? Дисциплина? Начальство? Власть над подчиненными? Их нет. Все забыто, растеряно, уничтожено. И в результате — бунты-с! Да, да, бунты, возмущения. Вспомните «Память Азова». Безобразие!

Он замолчал. Чупров несколько секунд смотрел на князя. Потом проговорил:

— Ваше сиятельство, кто же тогда патриот в своем отечестве?

Князь Дыбин озадаченно взглянул на него.

— Вы — патриот. Я, вероятно. Но в ваших руках нет силы. У меня? Не знаю. Сила у тех, кто правит.

— А не кажется ли вам, ваше сиятельство, что людей, которые устраивают бунты, как вы говорите, что их, пожалуй, также следует назвать патриотами? Ведь они бунтуют потому, что недовольны порядками в нашем отечестве.

Князь прислушался. Чупров замолчал, а князь все прислушивался, точно выжидал, что ответит голос, скрытый в его княжеской душе. Затем у его глаз собрались морщинки, и он сказал, смеясь:

— Черт побери, а, может быть, вы правы. Пожалуй, вы правы, черт побери…

Тогда Чупров решил задать вопрос, зачем князь его вызвал. Он хочет уверить его, что с созданием подводного заградителя ничего не выйдет?

— Ваше сиятельство, — начал он. — Значит, вы решили…

Князь прервал Чупрова.

— Да, я решил. Не хочу поступать иначе. Довольно я сидел здесь, как старый сыч. В конце концов, судьба родины мне дороже собственной судьбы.

Чупров понял. Взволнованный, он поднялся с кресла. Князь остановил его.

— Но должен сказать: вас и меня вместе с вами ждут тяжелые испытания. Готовы ли вы к ним?

— Готов! — ответил конструктор.

В тот раз, когда Чупров впервые встретился с князем Дыбиным, старик несколько преувеличил опасность, которая, по его мнению, ожидала сторонника развития подводного флота. Времена были другие, идея подводного оружия постепенно завоевывала признание во всем мире. Некий анонимный русский автор в брошюре, явно отстаивающей интересы промышленных кругов, утверждал, что на четыре мощных броненосца нужно строить одну подводную лодку. Но в Англии адмирал Перси Скотт уже выступил против увлечения линейными кораблями и призывал создать тучи аэропланов и подводных судов. Пресса тяжелой промышленности и «Морская лига» оценили позицию Скотта как государственную измену, но в общественном мнении, в кругах молодого офицерства его взгляды нашли поддержку. «Strand magazine» было объявлено о новом романе Конан Дойла «Опасность!». В этом романе знаменитый писатель изображал войну Британии с малым континентальным государством, не имеющим мощного флота, но обладающим шестнадцатью подводными лодками.

Подводные лодки усиленно строила Германия. Во Франции тоже начинали внимательнее относиться к этому делу.

В русском военно-морском бюджете по-прежнему на сооружение подводных лодок уделялись весьма скудные суммы по сравнению с ассигнованиями на создание крупных броненосных судов. Но уроки Цусимы и Порт-Артура были памятны всем, и правительство заказало несколько подводных лодок на заводе Круппа.

Спустя некоторое время, в 1912 году, на французском заводе «Наваль» в Николаеве наконец была заложена и лодка Чупрова. Конструктору помог князь Дыбин. В ту осень, когда Турция развязала войну с Россией, на стапелях французского завода лежал уже бурый корпус «Спрута» — первого в мире подводного минного заградителя. С противоположного берега Буга он походил на исполинский плод, упакованный в гигантскую корзину.

Сейчас, сидя на бульваре перед Лондонской гостиницей, Чупров гадал: зачем князь Дыбин вызывал его из Николаева? Он был уверен, что письмо на шелковистой бумаге написано князем.

В порту и на «Кубанце» пробили склянки — двенадцать часов. Над зданием генерального французского консульства взвился трехцветный флаг и затем поник, приспущенный в знак траура, — на «Португале» погибли два служащих-француза. Гибель русских моряков была отмечена рыданиями вдов и сирот.

К подъезду Лондонской гостиницы подкатил извозчик. Лошадка была худая, заморенная, с взъерошенной, взмокшей шерстью. Извозчик с благообразной бородкой, похожий в своем армяке на сельского дьячка, силился что-то объяснить седоку. Впрочем, господин в котелке и сером пальто нараспашку ехал стоя. Он держался за кушак извозчика и тыкал его в спину кулаком, чтобы тот погонял свою клячонку.

Господин в котелке выпрыгнул возле подъезда, погрозил извозчику кулаком и скрылся в вестибюле.

Чупров поднялся со скамьи. Он узнал пассажира. Это был Конашевич.

«Любопытно», — подумал Чупров и направился к гостинице.

Из подъезда в это время вышел пожилой господин в мягкой шляпе и теплом светло-синем ворсистом пальто. Гостиничный половой нес за ним дорожный плед и два кожаных чемодана. Господин занял место в извозчичьем фаэтоне. Конашевич распахнул бумажник и передал ему железнодорожный билет. Чупрову стало ясно, что человек торопится на вокзал. Он подумал: «Не эти ли господа вызывали меня из Николаева?»

Извозчик отъехал. Конашевич снял котелок, вытер сиреневым платком свой яйцеобразный голый череп и огляделся по сторонам. Тотчас он увидел Чупрова, приветственно взмахнул рукой и поспешил навстречу, шагая на вывернутых ногах с длинными и плоскими ступнями, точно цирковой клоун.

— Вы пунктуальны, как старый морской волк, — заговорил он, протягивая Чупрову руку. — Очень рад вас видеть, Андрей Павлович.

— Это было ваше письмо? — спросил Чупров, не замечая протянутой руки и хмуря брови.

— Чрезвычайно сожалею. Непредвиденные обстоятельства… Можете представить, эта ужасная ночь…

Чупров молчал.

— С вами хотел встретиться мой патрон. К сожалению, он вынужден был срочно уехать. Он не переносит выстрелов. Пойдемте, пойдемте…

Конашевич схватил Чупрова под руку и повлек за собой.

— Зачем я был нужен? — спросил Чупров, ругая себя в душе за то, что последовал вызову анонимного письма только потому, что тон его был категоричен и напоминал старика Дыбина.

Конашевич затащил его в кафе на Ришельевской и усадил за столик. Чупров не отказывался, потому что хотел выяснить, зачем его вызвали в Одессу, и покончить с Конашевичем раз и навсегда.