Александр Письменный - Фарт

Турция развязывала войну с Россией — тринадцатую войну с великим соседом на протяжении своей истории.

Русский посол Гирс потребовал паспорта и покинул Константинополь во главе своего посольства.

Все маяки на Черном море погасли в ту ночь.

Утром после налета турецких миноносцев, в тот самый день, когда Федора Бухвостова отвозили в лазарет, на скамье Николаевского бульвара сидел немолодой человек в морском мундире с серебряными погонами штабс-капитана адмиралтейской службы.

Это был единственный человек на всем бульваре, сохранявший полнейшую невозмутимость. Он не искал извозчика, чтобы уехать в Воскресенск или в Балту, как делали многие состоятельные горожане, испуганные обстрелом (в городе носились слухи о предстоящей высадке неприятельского десанта), не метался по тротуарам, усыпанным битым стеклом.

Он сидел на скамье, и тяжелые, точно вырезанные из жести, ржавые листья каштанов с тихим шелестом опускались вокруг него. Далекий берег Дофиновки золотился морским песком на той стороне бухты и выглядел точно земля другого мира, на которой этой ночью ничего не произошло. В порту догорали нефтяные цистерны. Густой черный дым тянулся в сторону Пересыпи, где поднимались над морем темно-красные суровые заводские строения. Французский пароход «Португаль», поврежденный турецким снарядом, стоял у причала, беспомощно склонившись на борт. Беспокойные одесские зеваки шумели у бульварного парапета.

Человек во флотском мундире глядел на порт, залитый остывшими лучами осеннего солнца, на необычно пустынное море, изредка полуоборачивался и бросал взгляд через плечо на подъезд Лондонской гостиницы.

Полчаса назад он вошел в ее прохладный мраморный вестибюль и сказал сухопарому блестящему портье, похожему на премьер-министра:

— Я — Чупров Андрей Павлович. Меня здесь должны ожидать.

Высокий прилавок конторки помешал бы любому другому человеку выразить чрезмерную предупредительность тем способом, каким сумел это проделать портье; приподнявшись на цыпочки, он бесподобно изогнулся в пояснице и низко склонил свою нафиксатуаренную голову.

— Господин изволят отдыхать, — промолвил он, задерживая дыхание.

Затем портье разогнулся и широким жестом предложил посетителю присесть. Чупров ответил, что зайдет позднее, и вышел на бульвар.

И вот он сидит на скамье, закинув руки на ее спинку, широкоплечий, спокойный, не утративший в этой вольной позе воинской выправки, которая смолоду прививается воспитанникам флотских школ.

«Все могло быть иначе», — думал он, сидя на скамье перед Лондонской гостиницей. Если бы его выслушали вовремя, если бы не мешали ему делать свое дело, то, что случилось этой ночью, могло не произойти.

Андрей Павлович Чупров знал, что исторические события, казалось бы самые неожиданные, не возникают случайно. Скрытые, но всегда веские причины обусловливают судьбы общества или государства. Отдельные частности, иной раз незаметные сами по себе, множатся, растут, слагаются в целое, как комья влажного снега, и, наконец, обрушиваются лавиной войны. Поэтому отдельные частности настолько существенны порой, что способны изменять картину целого. К таким частностям Чупров относил и то, как сложилась его личная судьба. В замершем порту бродили одинокие люди и разбирали обломки разбитых строений, а Чупров вспоминал Петербург, Кронверкский проспект, особняк из серого камня и князя Дыбина.

Письмо с просьбой приехать в Одессу, которое Чупров получил в Николаеве, напомнило ему ту осень, шесть лет назад, когда он впервые переступил порог аристократического дома. Оно было без подписи, на тонкой шелковистой бумаге, и упрямый мужской почерк и решительность изложения подсказали Чупрову, что так мог писать старый князь.

В ту осень на Неве сильная волна шла из залива; река была серой под мелким дождем; в салонах много говорили о воссоздании русского флота, и моряки пользовались в обществе небывалым успехом.

В высоком кабинете, отделанном дубовыми панелями, Чупрова встретил невысокий седоголовый старик с насмешливым, холодным и очень усталым лицом. Правая рука его болталась на черной перевязи, а левой, в которой он держал ореховую палку с резиновым наконечником, князь показал Чупрову на кресло возле письменного стола. Среди всевозможных безделушек, пепельниц, статуэток, игл дикобраза, вправленных в малахитовый ломоть, лежали на столе никелированные слесарные инструменты, позолоченная форсунка Шухова, кристаллы какой-то ярко-красной соли в баночке с притертой пробкой, кусок стального рельса с зернистым изломом и прочие промышленно-технические изделия и образцы.

— Я слышал, вы сконструировали подводный минный заградитель, — начал князь Дыбин, усаживаясь за стол напротив Чупрова. — Это интересная идея. Весьма интересная идея. — Князь помолчал, разглядывая Чупрова с грустной усмешкой. — Но меня занимает вопрос: имеете ли вы связи?

— Связи? С кем? — спросил Чупров.

— С кем-нибудь. Я хочу сказать — кто вас поддерживает?

— Никто, ваше сиятельство, — ответил Чупров.

— На что же вы рассчитываете, хотел бы я знать?

На это Чупров не мог ответить. В каморке, переделанной из чулана, пропахшего маринованными грибами и олифой, он просиживал ночи над учебниками и чертежами. Днем он тянул лямку в Адмиралтействе, возвращался мыслями к Порт-Артуру, когда какое-нибудь дело напоминало о прошедшей войне, а вечером и ночью сидел за книгами и чертежами. Имеет ли он связи? Мальчишкой его отдал отец-боцман в школу юнг в Кронштадте. Полтора года службы, из которых только шесть месяцев довелось провести на берегу. Он окончил школу машинных кондукторов и в Порт-Артуре за отличие в боях против японцев получил погоны подпоручика. Он служил честно, много раз ходил в ночные вылазки, потому что был верен присяге, верен отечеству. Русские вели подземный ход для минной галереи, и в ответ в каменистой порт-артурской земле начали рыть японцы, — кто кого раньше взорвет? Голод, вши, тиф, цинга, вечная трупная вонь перед флешами, — одно спасение: заткнуть ноздри паклей, смоченной в скипидаре. Русская мина, на счастье, взорвалась раньше под траншеей врага…

Поручик, не сдавший полного офицерского экзамена. Две медали и два ордена. Жена. Двое детей. Нищета. Несколько верных товарищей, уцелевших после осады. И полное отсутствие связей. Впрочем, нет, не верно. Нашлись желающие поддержать его. Только Чупров отказался от этой поддержки.

Лет пять назад в Петербурге к нему явился сотрудник «Нового времени» Конашевич, чтобы взять интервью. О своем проекте Чупров не стал говорить. Тогда корреспондент заявил, что Чупров напрасно бережет тайну изобретения. Все равно в России осуществить свой проект он не сможет, лучше передать его «Обществу судостроительных заводов» для реализации за границей. «Общество» финансируется «Международным банком», и он, сотрудник «Нового времени», имеет полномочия говорить от лица «Общества».