Александр Письменный - Фарт

Тем не менее работать в цехе ей нравилось. Никакой суеты, гораздо больше воздуха, чем в продмаге, в сплошном, равномерном шуме цеха тонуло жужжание ее станка. В цехе ее ничто не раздражало. Деталь за деталью подноси к станку, и рядом с тобой на специальном стеллаже растет изготовленная тобой продукция. А заработок с первых же дней вдвое больший, чем у кассирши в продмаге, и никакой угрозы, что просчитаешься…

Действительно, как говорил Геннадий, спустя короткое время заводоуправление дало им хорошую комнату в новом доме. Молодая чета Севастьяновых справила новоселье и зажила в полное свое удовольствие.

Прошло, однако, немного времени, и когда Катенька в совершенстве освоилась с новой своей профессией и стала выполнять, а иной раз и перевыполнять дневную норму, выяснилось одно неприятное обстоятельство. Наладчик не поспевал вовремя обслуживать ее станок, и Катеньке частенько приходилось простаивать.

Катенька ничего не желала знать о том, что организация современного массового шлифовального процесса невозможна без систематической наладки оборудования. Она пошла на производство, освоила шлифовальный станок, стала набирать темп производительности. Почему же ей мешают работать и хорошо зарабатывать?

Чем больше Катенька осваивалась на работе, тем больший разрыв возникал между ее возможностями и тем, что получалось на деле по вине наладчика.

Как-то она пожаловалась Геннадию:

— Получается форменная ерунда. Стараешься, бьешься, а потом полдня стоишь без толку… Я бы три нормы давала, если бы не наладка.

— Слушай, Катюха, у тебя индивидуальный подход, — успокаивал ее Севастьянов. — На производстве о себе лично много думать не приходится.

— Ну, знаешь, спасибо за такую установку. Прикажешь мириться, что мешают работать? А сколько я в получку получу?

— Да ты разберись, ведь обычная вещь. Работать на шлифовке может новичок, рабочий без году неделя. А за счет чего? За счет точной и высококачественной наладки.

— Подумаешь, нашелся потомственный пролетарий! — обиделась Катенька.

— Не обо мне речь. А если и обо мне, так я на заводе третий год. Тоже, знаешь, не баран начхал… Речь о тебе. Ну так вот, массовое шлифовальное производство так организовано, что качество изделия зависит от регулярной наладки станка, шлифовального круга…

— Читаешь прописные истины. А почему не налаживают вовремя, в срок?

— Потому что наладчик — человек высокой квалификации. Наладчиков не хватает. Один наладчик обслуживает целую группу станков. Кажется, ясно?

— Брось, пожалуйста, не такая это премудрость! Мне получиться, я бы сама налаживала не хуже. Свою кассу в продмаге налаживала — работала как хронометр. Как ленту заест, я весь механизм до последнего винтика разбирала.

— Кассу! Ты еще скажи мясорубку! Шлифовальный станок — это тебе не касса, это сложная машина. Для наладки станка нужно знать и его конструкцию, и технологию производства, разбираться в чертежах, владеть приемами настройки. Шутишь?..

На этом разговор с Гошкой о наладке закончился. Севастьянов обнял Катеньку, поцеловал и уселся за стол ужинать.

Разговору о наладке Гошка никакого значения не придал, но Катенька слов на ветер не бросала.

Она поговорила со сменным инженером, тот сказал:

— Станочница, умеющая сама налаживать свой станок, — явление ценное.

Катенька пошла в обеденный перерыв к начальнику цеха. Добродушный, здоровенный, балагур и весельчак, начальник механического цеха о Катенькином предложении и слышать не захотел.

— Ты, мамочка моя, рационализацией у себя на кухне занимайся. А здесь работай как положено. Тоже мне выискался наладчик! — отрубил он.

Однако, сам того не желая, начальник механического цеха помог Катеньке в ее просьбе. Как-то на производственном совещании у директора к слову пришлось, и он, посмеиваясь над наивной станочницей, рассказал о ее претензии.

— Никакого сладу с ней нет, жалуется, что наладка задерживает… Такая строптивая дивчина! Сразу видать турнаевскую породу.

— Положим, о Пете Турнаеве не скажешь, что он строптив, — заметил кто-то из инженеров.

Петя Турнаев известен был в Косьве как человек компанейский и очень покладистый.

— Ничего, с такой бедой мы как-нибудь проживем, — сказал Абакумов по поводу сообщения начальника механического цеха.

Секретарь партийной организации Лукин, бывший мастер трубопрокатного стана, косьвинский старожил, стал говорить, что жалоба справедлива, следует подумать об увеличении числа наладчиков.

Но директор не любил Лукина. Он утверждал, что у секретаря такие бездонные, бесцветные глаза, что никогда не знаешь, о чем этот человек думает. Было известно, что однажды на каком-то совещании Абакумов сорвался и выкрикнул Лукину: «Что ты смотришь на меня белыми пуговицами? Неправильно мы делаем, по-твоему, так ты возьми слово и докажи!» И тогда Лукин взял слово и доказал. Абакумов рассвирепел окончательно и поступил вопреки Лукину, только чтобы досадить секретарю парткома.

Абакумов предпочитал людей покорных, привыкших соглашаться с его указаниями, а не спорить.

— Ну, а вы что скажете, Савелий Никитич? — обратился Абакумов к Климцову.

Начальник производственно-планового отдела Савелий Никитич Климцов хранил сосредоточенное молчание. Это был замкнутый человек с таким худым и нездоровым лицом, что даже на самом ярком свете оно казалось покрытым глубокими тенями. Угрюмый, молчаливый в обыденной жизни, Климцов на всякого рода совещаниях и собраниях вдруг, точно пуская в ход какой-то скрытый внутри себя механизм, просил слова и обретал, казалось бы, несвойственное ему красноречие: он начинал говорить пространно, витиевато, употребляя громкие и несколько туманные слова. При унылой внешности и тусклом характере Климцов любил всяческую пышность и эффект. Он принадлежал к категории людей, не создающих ни материальных, ни духовных ценностей, и проявлял свою деятельность в суесловии, в устройстве торжественных митингов или заседаний, посвященных каким-нибудь местным и далеко не историческим событиям. Будучи одно время председателем заводской культкомиссии, он весь завод увесил лозунгами и плакатами, подчас не имеющими ни малейшего отношения к характеру производства. Например, в литейном пролете мартеновского цеха и на скрапном дворе висели одинаковые лозунги: «Ни одной копейки огню пожара», хотя в литейном пролете, где лили расплавленную сталь, такой лозунг был неуместен, а на скрапном дворе гореть было нечему. Все время своего председательствования он не переставал тормошить людей по поводу каких-то выдуманных им самим в часы бессонницы, никому не нужных видов соцсоревнования. А о самом важном и необходимом — о борьбе за повышение производительности труда, снижение себестоимости, повышение качества изделий — он забывал. Над Климцовым посмеивались; зная это, он мечтал и ждал случая создать на заводе какое-нибудь такое мероприятие, какое поразило бы всех.