Александр Письменный - Фарт

— Правая, левая, правая, левая!..

Офицер с секундомером в руках командовал постановкой.

Среди команды «Спрута», как среди всякой команды, были и робкие люди, Семен Журик, например. Но так как в жизни самых робких людей бывают минуты, когда при явной опасности душевный подъем заглушает голос страха, то и они, помня о Бухвостове, о его героической борьбе, вели себя с достоинством и отвагой.

Прошло пять или десять минут с начала минирования. Чупров вдруг почувствовал резкий запах керосина. Мичман Глушков вопросительно поглядел на него. Из машинного отделения вышел Николай Морозов. Он пошатывался, прижимал к лицу грязную ветошку.

— Что там у вас? — закричал Глушков, пересиливая грохот механизма.

Не отвечая, Морозов прошел в центральный пост.

Мичман Глушков побежал в машинное отделение. Тотчас он вернулся обратно и зашептал Чупрову, делая большие глаза:

— В цистерне с керосином неисправность. В машинном отделении нечем дышать. Малейшей искры достаточно… Понимаете, это как шведская керосинка…

А из центрального поста донесся голос Старовойтова:

— Продолжать операцию!

— Все против нас, но мы все-таки… — начал Глушков и не договорил.

Заградитель вздрогнул от сильного толчка. В носовом отделении послышался крик. Чупров отлетел к борту. Матрос, управляющий рычагами, упал на колени. Свет погас. «Мина? Мель?» — пронеслось в голове Чупрова.

— Прекратить постановку! Стоп, электромоторы! — послышалась команда из центрального поста.

Чупров вскочил и кинулся к рычагам механизма. Раздался второй толчок. Зазвенела посуда в камбузе. В третий раз содрогнулся корпус лодки, и она замерла.

— Осмотреться в отсеках! — скомандовал командир в центральном посту. — Продуть среднюю цистерну!

Несколько долгих секунд тягостного ожидания — и глубомер показал всплытие.

— Стоп! Так держать! Продолжать постановку! — раздалась команда.

Через несколько минут счетчик показал, что последняя мина сброшена в воду. Командир отдал приказ уменьшить глубину и отвернуть на норд-ост. Операция закончилась. Причины столь сильных толчков так и остались неизвестны. Может быть, заградитель наткнулся под водой на затонувшее судно. Мели в этом месте не должно было быть.

— Итак, Андрей Павлович, разрешите вас поздравить, — проговорил Клочковский, обращаясь к Чупрову. — Сегодня вы именинник!

— Спасибо. Разрешите и вас поздравить. И вас, Константин Львович, — повернулся Чупров к командиру лодки. — Ну, гора с плеч!

— Адмирал может спокойно выводить свою «Марию». Пролив закупорен. Ни один черт большого водоизмещения не пролезет, — сказал Клочковский.

— Надо полагать, — ответил Старовойтов.

Они перебрасывались пустыми фразами, как люди, которым нужно было отдохнуть.

Чупров прислушался: тишина, ровно и мягко шумят электромоторы, все в порядке, только нестерпимо болит голова от керосинового чада. Чупров прошел в кают-компанию, принял таблетку пирамидона и вернулся в центральный пост. Вспыхнуло электричество.

— Теперь остается отыскать минера, — сказал он. — Я как вспомню о нем, как подумаю, что он один там, в море, так даже на душе щекочет.

— Отыщем, — сказал Старовойтов. — Геройский парень! С таким народом можно делать большие дела!

— Возьмем его на борт — и опять под арест? — вопросительно произнес Клочковский.

— Нет, уж увольте, Вячеслав Евгеньевич, под стражу минера я брать не буду. Пусть разбирается начальство на берегу. Я командир, а не судебный следователь.

— Так-то оно так, — сказал Клочковский, — но как же радиограмма?

На это Старовойтов ничего не ответил.

Обнаружив, что перископ заградителя скрывается под водой, Бухвостов почувствовал отчаяние. «Спрут» уходит, бросает его! Он был к этому готов, но все же, когда это случилось, страх охватил его, и Федор рванулся к заградителю, точно хотел его остановить. В следующее мгновение он остановился. Он понял, что с лодки, очевидно, заметили опасность, о которой он не мог знать.

Если это сторожевик, нужно позаботиться, чтобы турки не обнаружили его, Федора. Он стянул с себя трусы, они были голубые, под цвет морской воды, накинул их на голову, подплыл к спасательным поясам, надел их и лег на спину. Теперь можно было надеяться, что его не заметят с вражеского корабля.

Некоторое время Бухвостов лежал неподвижно, не рискуя глядеть по сторонам. Вода на поверхности моря была теплая, тело обильно смазано салом, и все же он вскоре продрог, потому что лежал без движения.

«Водки бы…» — подумал он.

Время тянулось мучительно долго. Бухвостов был уверен, что товарищи не бросят его, и все же временами с новой силой одолевал его страх, он судорожно начинал оглядываться по сторонам, старался повыше поднять голову над водой, в надежде увидеть хотя бы след от перископа. Им овладевало стремление двигаться, действовать, порожденное страхом; он начинал бурно работать руками, плывя неизвестно куда, захлебываться. Обессиленный, он успокаивался, наступало какое-то тупое безразличие ко всему, он затихал на своих спасательных поясах, стискивая зубы.

Небо простиралось над ним огромное, беспредельное, сливаясь с морем в единую, не имеющую границ голубовато-серую чашу. Вероятно, потому, что приближались сумерки, турецкий берег был теперь неразличим. Как бесконечно тянется время! Можно подумать, что оно остановилось. Прислушиваясь в воде, не раздастся ли шум винтов приближающегося сторожевика, Федор пытался думать о матери, о доме, чтобы время шло быстрей, но мысли путались в голове, и то и дело в памяти возникали Двибус, искаженное лицо приказчика, когда Федор вступил с ним в борьбу.

Наконец начало смеркаться. Федор сбросил с головы трусы, перевернулся на живот и медленно поплыл, ища в небе первую звезду, на которую он должен был ориентироваться по указаниям штурмана.

Движение немного согрело его. «Ничего, они меня подберут, — утешал себя Федор. — Здесь в море четыре наши лодки — неужели не сыщут? Штурман точно определил место, где я вылез, далеко от него я не отплыл».

Бухвостову казалось, что прошла целая вечность, пока не стемнело. Звезды, высыпавшие на горизонте, напоминали судовые огни. Они толпились на востоке, точно в большом тихом порту. Потом выползла холодная, сверкающая луна и, точно сдунутая ветром, косо пошла в небосвод.

Федору Бухвостову казалось, что прошло уже восемь или десять часов, с тех пор как он остался один. Ему казалось, что уж скоро светать начнет.

А на самом деле прошло не больше трех часов, и уже часа два «Спрут» ходил в этом районе в поисках минера, но Федор его не видел.

Два часа назад заградитель вышел из опасной зоны, командир приказал продуть балластные цистерны, и лодка всплыла на поверхность. Берега видно не было. Отравленных керосиновым чадом вывели на верхнюю палубу. Они разлеглись вдоль бортов, вдыхая свежий ночной воздух.