Александр Письменный - Фарт

Мотоцикл Бетарова на короткое время забивал речной шум; взлетала пыль на крутом повороте тропинки; на секунду Бетаров пропадал за сизым обломком скалы, — и вот он, собственной персоной, перед ступенями гидрометеорологической станции.

Он глушил мотор, и тотчас, как звуковой фон в радиоприемнике, все пространство близлежащего мира снова заполнял равномерный, непрестанный гул реки.

Что ж, метеосводку так метеосводку!.. Только никто на станции не верил, что Нестор Бетаров приезжает сюда из-за одних лишь сведений о погоде.

Дед Токмаков говорил неодобрительно:

— Что ты газуешь, парень, шумишь без толку? Дохлое твое дело, Нестор, уж поверь ты мне.

Но Бетаров не смущался. Добродушно посмеиваясь, он отвечал Токмакову с деланным безразличием:

— Служебная надобность, дед. Без прогноза погоды мы жить не можем.

— Как же, как же! Очень нам хорошо известно, это самое, какая такая надобность! — ворчал дед Токмаков, топорща бороду, и укоризненно покачивал тяжелой головой. — Ничего у тебя не выйдет, парень. Для нашей Татьяны Андреевны ты, это самое, непримечательная личность. Мотоциклетки, думаешь, она не видела?

Бетаров слезал с мотоцикла и, похлопывая по ладони перчатками с широкими раструбами, посмеиваясь, шел в дом. Он знал, что его здесь не встретят как желанного гостя, но это не имело для него никакого значения.

Дом гидрометеостанции, громоздкий, сложенный из серых камней, словно старинная горская крепость, стоял над рекой в узкой горной впадине. Всего на два-три часа в сутки проникали сюда прямые солнечные лучи. В остальную часть дня солнце совершало свой круговорот за горными кряжами, за ослепительными снежными куполами и только высоко над домом задерживалось на лобастых замшелых склонах.

Вблизи гидрометеостанции шагали со скалы на скалу, потом взбирались по угрюмым кручам и уходили за перевал к шахтам цинкового рудника — в соседнее большое ущелье — исполинские опоры подвесной канатной дороги. Бесшумно в неумолчном гуле реки проплывали над скалами металлические вагонетки, — к перевалу двигались пустые, из-за горного хребта груженные цинковой рудой: обогатительная фабрика находилась на плоскости, у самого подножия гор.

Какую-нибудь неделю назад Нестор Бетаров, старший мастер канатной дороги, отлично обходился без сведений о погоде. Все началось с того, что однажды в погожий осенний день, когда людей в горах не мучил пронизывающий ветер и до зимы, казалось, было еще далеко, Бетаров явился на станцию по приказанию главного инженера рудника: предстоял ремонт подвесной дороги — смена канатов, окраска опор; рудник запаздывал с выполнением годового плана, и канатную дорогу в летнее время остановить на ремонт не удалось. Теперь, в преддверии зимы, начальство пожелало запастись наперед данными о предстоящей погоде, чтобы ненастье не захватило врасплох ремонтную бригаду.

Что касается Бетарова, то он лично считал эти предосторожности излишними. Это был высокий шумный молодой человек, не умевший сидеть сложа руки. Если даже и выпадала минута вынужденного безделья, например когда приходилось чего-нибудь ждать, то и в этом случае он принимался перочинным ножиком строгать тросточку из орешника, мастерить игрушку для ребят, чинить какую-нибудь безделицу, а то попросту швырять оземь перочинный нож — жох или плоцка?

Сказать, что Бетаров не верил в метеорологию, было бы неверно. Он просто мало знал о ней. Ну и, кроме того, в соответствии с распространенным мнением считал, что особенно полагаться на нее, конечно, не стоит. Ведь, кажется, сами метеорологи говорят, что их предсказания верны процентов на сорок; значит, противоположные данные верны в шестидесяти процентах, — где-то он видел такую карикатуру. Но кроме того, — и это, вероятно, было главное, — он рассуждал трезво и здраво: ремонтировать подвесную дорогу необходимо, — значит, какая бы погода ни была, рано или поздно — изволь выполнять задание; для того и существовали здесь он и его люди.

Все же, поскольку получено распоряжение главного инженера, Бетаров поехал на гидрометеостанцию.

Шагая через две ступеньки, он поднялся на крыльцо и впервые переступил порог рокового дома.

В просторной прихожей никого не было. Он прошел в коридор и возле титана перед кухонной дверью увидел тощую пожилую работницу Марью.

— Гражданочка, кто у вас тут командир? — не ведая о том, что ждет его впереди, весело спросил Бетаров.

— Какой такой командир? Если вам Петра Петровича, так он вчерась уехамши на плоскость, вызвали в райисполком.

— Ну, а кто тут главный вместо него?

— А заместо него Татьяна Андреевна, кто же иначе?

— Куда к ней? Сюда? Сюда? — Бетаров бесцеремонно тыкал пальцем в двери, выходящие в коридор.

Но ему не пришлось разыскивать Татьяну Андреевну.

С гидрологической вертушкой в руках, похожей на маленькую торпеду, в короткой куртке с меховым воротником, в высоких резиновых сапогах, в вязаной пушистой шапочке, она сама оказалась перед ним, выйдя из своего кабинета. Из-под распахнутой куртки выглядывал синий свитер.

— Татьяна Андреевна, тут до вас человек, — сказала Марья.

— Да-а? — думая о чем-то своем, телефонным голосом коротко спросила Татьяна Андреевна.

Отчужденное, полное безразличия «да-а?» удивило Бетарова. Он привык к тому, что перед ним легко раскрывались все двери и, так же как двери, все людские сердца. Он безотказно вызывал симпатию, в особенности у женщин, и знал об этом. Редкая представительница прекрасного пола, если она не была закоренелой мужененавистницей — попадаются же и такие, — оставалась безразличной к взгляду Бетарова, к его карим горячим глазам, к его великолепной улыбке (когда он улыбался, открывался ровный ряд крепких, белых зубов, похожих на дорогое украшение из слоновой кости). Во всяком случае, улыбка Бетарова, как в известной кинопесне, покоряла даже мужчин.

Почему же сейчас «не сработало», что называется, его неизменное обаяние?

В коридоре было не очень светло, мерцал на стенах свет, отраженный из топки титана, которую открывала Марья, и Бетарову показалось таинственным очаровательное узкое лицо Татьяны Андреевны, ее глуховатый, неожиданно телефонный голос. Его поразил спокойный взгляд молодой женщины, и еще больше поразило то, что он лично не произвел на нее никакого впечатления. Бетаров стоял молча, точно оглушенный, забыв даже улыбаться, удивляясь самому себе, своему странному состоянию.

— Вы ко мне? — вежливо продолжала телефонный разговор Татьяна Андреевна и зажгла в коридоре свет.

Бетаров почувствовал неловкость. Что это за человек такой, которому удается с глазу на глаз так ясно дать понять — мы с вами на разных концах провода? Что это, холодность, свойственная ей вообще? Или, может быть, высокомерие? Или та особенная отрешенность от мирских соблазнов, которой Бетаров никогда еще в жизни не встречал и которой, по его мнению, могли отличаться разве одни лишь ученые и поэты?