Александр Письменный - Фарт

Вдобавок к этой полусерьезной-полунасмешливой речи он сдернул с головы кепку и, как актер, низко перед всеми раскланялся.

Он не ошибался. Татьяна Андреевна была уже покорена. Она уже не видела ни смешного в его поступках, ни нелепого. Она смеялась, и кончик носа ее вздрагивал, шевелился с прелестным вызовом. Но смеялась она не над Бетаровым. Это был смех влюбленной, потерявшей разум женщины. Она еще пробовала острить:

— Не обладаю способностью убеждать, но обладаю умением убеждаться.

Всем было понятно, что эту остроту следует понимать как символ сдачи победителю.

И поразительно было то, что она все время смеялась, светилась, пока он говорил, а глаза оставались серьезными, умоляющими. И когда он замолчал и она сказала свою фразу о способности убеждаться, она перестала смеяться, задумалась и опустила глаза.

— Перед богом, — показал Нестор на потолок, — и перед людьми беру вас в жены!

Все молчали, смущенные, не зная, что нужно делать, как вести себя. Татьяна Андреевна приподнялась на цыпочки, обхватила Бетарова за шею, привлекла к себе и поцеловала.

Он отстранил ее мягко и сказал:

— Не надо нервничать. Одевайтесь, едем!

— Куда? — чуть слышно спросила она.

— На плоскость, ясно.

— Зачем?

Она все понимала, все было ясно, но что-то заставляло ее продолжать игру.

— К моим старикам. — Этого она не ожидала. — А потом в загс.

Он сказал это так, точно речь шла о послеобеденной прогулке.

— Господи, да что ж это такое, да вы шутите, что ли? — не выдержала Гвоздырькова.

— Никогда в жизни не был серьезнее, чем сейчас, — с какой-то непредумышленной галантностью ответил Бетаров.

— На чем мы поедем, Нестор? — спросила Татьяна Андреевна.

Она не испытывала ни смущения, ни неловкости.

— Мы поедем на мотоцикле. Был обещан такой способ умыкания!

— Господи, да вы совсем с ума сошли! Да он просто сумасшедший! — закричала Валентина Денисовна.

С жестокостью и бессердечием счастливой влюбленной Татьяна Андреевна ни разу не взглянула в сторону Авдюхова. Она как бы забыла о его существовании, а он не напоминал о себе. Она вела себя так, точно не видела ничего вокруг, кроме Нестора, ни о чем, кроме него, не думала.

И, засмеявшись громко, точно продолжая веселую игру, она схватила его за руку и крикнула:

— Едем!

Не поднимаясь в спальню, не подмазав, как говорится, губ, она тут же натянула куртку с меховым воротником, пуховую шапочку и была готова.

Вот теперь Валентина Денисовна поняла по-настоящему, насколько все это серьезно. Она попыталась их урезонить, как расшалившихся детей:

— Да подождите, товарищи! Ну что вам так приспичило?

— Человек — существо капризное: птичьего молока ему мало, подавай аржаной хлеб, — сказал Бетаров.

Авдюхов вынул сигарету и закурил.

— Да, — произнес он в раздумье. — Что-что, а про вас того не скажешь, что вы раб обстоятельств.

Бетаров удивился:

— Это вы в каком смысле? Я — раб обстоятельств? Никогда не был и не буду. Обстоятельства создаются человеком, вот так. И, по-моему, это верно. Пошли! Время за нами, время перед нами, а при нас его нет!..

С шумом и гамом Нестор и Татьяна Андреевна выбежали на крыльцо.

И когда все высыпали за ними, Бетаров сидел уже за рулем, Татьяна Андреевна усаживалась позади него.

Мотоцикл взревел. На короткое время заглох шум реки. В следующую секунду мотоцикл сорвался с места, дохнул на прощание сизым дымком; прощальный взмах руки, веселый полуоборот напоследок. Машина легла в крутой вираж, и они вылетели за ворота, точно их ветром сдуло.

Все стояли на крыльце ошарашенные.

— Налетел, как вихрь! — сказала Валентина Денисовна.

Она плакала, и слезы катились по ее доброму рыхлому лицу. Она их не вытирала.

— Совсем как в кино! — только и сказала в ответ Грушецкая с придыханием.

Сорочкин из своего кабинета не показывался. Гвоздырьков молчал, спеша сообразить, кем теперь он должен будет заменить Татьяну Андреевну, можно ли оставить ее место вакантным. Меликидзе и Пучков пересмеивались между собой — здоровые молодые люди, видящие лишь забавную сторону происшедших событий.

Авдюхов стоял на крыльце бледный, внешне подтянутый, бесстрастный, даже сухой, а в голове у него гудело, стучало. Ему не хватало воздуха. То, что случилось сейчас, было для него как катастрофа. Свершилось счастье Татьяны Андреевны, и он не желал для нее лучшего. И о Несторе Бетарове он думал только хорошее. Будет любить ее — подтянется, парень отличный, волевой. Но так думал его ум, а сердце, сердце больно сжималось, мешало дышать.

Они не успели еще уйти с крыльца, как шум автомобиля перекрыл гул реки и к крыльцу подкатила машина Вараксина.

Авдюхов повернулся и ушел в дом.

Вид у Вараксина был обеспокоенный. Он вылез из машины и сказал, не поднимаясь на крыльцо:

— Еду с заведующим канатной дорогой осматривать хозяйство, а навстречу как метеор — Бетаров на своей мотоциклетке. И сзади женщина, я толком не разглядел, уж очень быстро промчались, но показалось — Татьяна Андреевна. Может, случилось у вас что?

Вытирая слезы, Валентина Денисовна ответила коротко:

— Наша Татьяна Андреевна выходит замуж.

Непроизвольно Вараксин сделал шаг вперед:

— За кого?

— Да за него, за Бетарова.

Из машины высунулся заведующий канатной дорогой.

— Что-нибудь случилось, Сергей Порфирьевич? — выкрикнул он.

— Нет, ничего, это по поводу Бетарова, — растерянно пробормотал Вараксин.

Сейчас же заведующий канатной дорогой выскочил из машины и оказался малорослым толстеньким человеком, он вынужден был запрокидывать голову.

— Что-нибудь не в порядке, Сергей Порфирьевич? Но Бетаров ничего такого не мог допустить. Это, верно, кто-нибудь из бригады, — еще не зная, в чем дело, кинулся он на защиту своего лучшего работника.

— Все в порядке, идите в машину, — разозлился Вараксин.

Он стоял перед крыльцом, нахмурившись, опустив голову. Как этот тип ловко всех обставил! И что только она в нем нашла?..

И вдруг досада, горечь, удивление сменились странным и неожиданным чувством покоя и облегчения. Да, так и должно быть. Для них все просто. Оба здоровые, молодые. Ему было бы труднее. Вараксин даже вздохнул, такое он почувствовал облегчение. Хорошо, что именно так получилось. Разряженность атмосферы на него не действовала; грубое практическое соображение шевельнулось в его уме: какой мучительной сложности он избежал! Он уже не думал о своей любви, — ну если не любви, то страсти, наконец, увлечении. Теперь он думал только о том, что перед ним, если бы все случилось иначе, встали бы невероятные трудности. Если бы Бетаров не увлек эту молодую женщину, быть может, случилось бы так, что он сошелся бы с ней и сейчас же встала бы проблема, как быть с семьей? Не бросать же из-за нее семью. Впрочем, семья тут ни при чем. Общественное мнение — вот главное. И даже не общественное мнение, а партком, райком и прочие высокие инстанции. Верно говорит пословица: баба с возу, кобыле легче. Сейчас на душе у него было немного грустно, зато спокойно. Да, не будет, не будет у него с этим делом хлопот, бог миловал. Недолгое счастье, упоение, а к чему они? Какое тяжкое всегда бывает похмелье! Какие мучительные трудности вырастают после этого! Теперь он вернется к своему привычному высокому одиночеству. Жена, дети — это как привычная мебель в обжитом доме. Скучно? Да, но зато все привычное, свое…