Александр Письменный - Фарт

Так он и стал работать. Теперь во время завалки он ни на минуту не отходил от завалочного окна, указывал машинисту, в каком месте опрокидывать мульду.

Затем он добился того, что во время завалки печь теряла как можно меньше тепла. Приступая к плавке, он старался вести печь при максимальной температуре, следя за факелом огня, быстро доводил сталь до заданного химического состава, сокращая период плавки.

Не прошло и недели, как Севастьянов вплотную подошел к Шандорину, сняв пять и три десятых тонны.

Подпалову, пришедшему с поздравлениями, Соколовский возразил, посмеиваясь:

— Это — пустяки, игрушки, Иннокентий Филиппович. Мало, очень мало. Мы должны снимать не меньше десяти тонн!

Но в голосе, каким он это говорил, чувствовалась большая радость.

— Мало-то мало, Иван Иванович, но Севастьянов как нажимает! — говорил Соколовскому Муравьев. — Я на заводе совсем недавно, но помню, как Севастьянов не умел выпустить плавку из печи.

Соколовский хмыкал, надувал щеки, говорил:

— О господи, то ли еще будет!

В цехе он забывал о неприязни к Муравьеву.

На следующий день на всех трех печах был перекрыт результат предыдущего дня, причем наибольший съем стали дал Сонов. Никогда за всю свою тридцатилетнюю работу у мартеновской печи не приходилось ему выдавать зараз столько стали.

— Кошмар что делается! Прямо кошмар! — говорил он с искренним недоумением и по-бабьи, растроганный, шлепал себя по щеке.

Однако настоящая борьба за лучшую плавку развернулась позднее. Сперва Шандорин и Севастьянов оба превысили десять тонн. Потом их догнал Сонов и снова ходил по цеху, ужасаясь тому, что делается. Затем Севастьянов сильно сдал: скрапный двор не успел вовремя подать шихту, и плавка у него перестоялась.

Соколовский рассвирепел, срочно созвал производственное совещание, на котором кричал, вздымая руки, что люди зазнаются, что головокружение от успехов — страшная вещь. Севастьянов грозился, что он устроит скандал шихтовальщикам, если скрапный двор еще раз задержит подачу материалов.

— Сталеварение — дело коллективное, — горячился он. — Сталевар расшибется в лепешку, а как не поддержат его шихтовальщики или канавные мастера, так вся его забота пройдет как пустой звук!..

Все страшно волновались, но на фоне прежних неудач это волнение выглядело торжественно и приятно, и все разошлись с просветленными сердцами.

И на следующий день Севастьянов выправил свои показатели, отстав от Шандорина всего на двадцать пять сотых тонны.

Печи шли бесперебойно и не горели, а тепловая мощность в сравнении с прежней была намного повышена. Шандорин не сильно опережал Севастьянова в съеме стали, но зато во времени он каждый раз выигрывал пятьдесят — семьдесят минут, и как Севастьянов ни нажимал, поспеть за Шандориным не мог.

Несмотря на свои ежедневные успехи, в производительности печи Шандорин, однако, почти ничего не достигал. Работа мартеновских печей велась по суточному графику. Выигрывая на третьем номере в каждую свою плавку около часа, Шандорин фактически простаивал до прихода новой смены, начала следующего производственного цикла. Экономия во времени пропадала зря.

— Получается чепуха на постном масле, Иван Иванович, — сказал он как-то Соколовскому. — Рады-радешеньки, что график выполняется, а того, что он как камень на шее, никто не замечает.

— Уж вы скажете, Степан Петрович, — камень!

Но Шандорин настаивал:

— Нужно вводить скользящую систему.

В этом заключалось еще одно новаторское предложение Шандорина.

— Справится ли цех с такой нагрузкой? При скользящей системе будет момент, когда придется проводить выпуск металла из двух печей одновременно, — забеспокоился Соколовский.

— Давайте поспрошаем людей. Идея богатая, Иван Иванович. И тогда уж действительно мы с Севастьяновым посоревнуемся. Он во что бы то ни стало захочет уложиться в мое время — и покажет себя во всю полноту. А то говорит: «Минута — лишние сотни килограммов металла», а от меня отстает.

— Не боитесь конкуренции, Степан Петрович?

— Открою секрет, Иван Иванович. Начнет меня Севастьянов нагонять, а я нажму еще сильнее. Будет у нас вроде дуэта. Мне не слава дорога, мне завод дорог.

Соколовский переговорил с Муравьевым, с мастерами, идею Шандорина одобрили.

Как ни старался Подпалов во всем сейчас поддерживать новомартеновский цех, все же он встретил предложение создать скользящий график с опаской. Справится ли цех? Раньше завалочная машина с трудом поспевала загружать одну печь. После ремонта электромоторов она стала работать быстрее. Но как быстро ни работай, завалить две печи не легко. Сладит ли с задачей машинист? И то же самое с канавой, со скрапным двором. Подпалов не забывал об осторожности.

— Давайте поговорим с товарищами, — повторил Соколовский слова Шандорина.

После разговора с Шандориным он уже прикинул, подсчитал и пришел к выводу, что предложение вполне осуществимо, и был уверен в успехе. Время плавок на втором и на третьем номерах к этому дню почти совпадало.

Официального производственного совещания Соколовский не созывал. В конце обеденного перерыва те люди, которые не дежурили у печей, обычно собирались у цеховой конторки в ожидании гудка. Соколовский вышел к ним и завел разговор о предложении Шандорина. Он стал спрашивать каждого работника в отдельности. Возьмется ли он за такое дело? Справится ли он?

— Сумеете обеспечить обе печи? — спросил Соколовский машиниста завалочной машины.

Машинист, только что соглашавшийся вместе со всеми, неуверенно покачал головой и запыхтел своей неизменной кривой трубочкой.

— Надо поразмыслить, — опасливо произнес он.

— Давайте поразмыслите, прикиньте свои силы, время рассчитайте, а мы подождем, — сказал Соколовский.

— А вы сами как думаете, Иван Иванович? — спросил машинист.

— Раз предлагаю, значит, думаю: должны суметь. Подумайте теперь вы.

Все так же с сомнением покачивая головой, машинист отошел в сторонку и, присев на перекладину калитки, проделанной в цеховых воротах, стал думать.

Соколовский объяснил, как он предполагает организовать канаву, и спросил мнение канавского мастера.

— Все это прекрасно, — сказал Подпалов, — но второй ковш на чем подадим?

— Если плавки поспеют одновременно — а надо думать, поспеют, — сказал Соколовский, глядя на Севастьянова, — или если первую поспевшую плавку не успеем разлить, а вторая будет готова, подадим ковш на разливочной тележке.

— Верно, — согласился Подпалов, — тележка есть. Чего ей, в самом деле, зря стоять?

— Ну, по правде говоря, у нас она зря не стояла. Сколько раз останавливался мостовой кран?

— Много, — подтвердил крановый машинист. — Статистики не ведем, но что много — это верно.