Александр Письменный - Фарт

— А сколько раз из-за аварий выпускали неготовый металл? Выходит, наша тележка зря не стояла. И теперь, надо надеяться, по другим причинам она не будет зря стоять.

С навалочной площадки спустился Шандорин, обтирая полотенцем потное лицо.

— Заканчиваю наварку, — сказал он. — Как тут решили?

— А вот сейчас решим, — отозвался Соколовский и обратился к заведующему скрапным двором: — Скрапный двор, а вы беретесь обеспечить дуэт?

Заведующий скрапным двором, тучный, немолодой человек с бритой загорелой головой, обиженно сказал:

— Иван Иванович, будет вам считать нас хуже других. Ну, зашивались малость, а теперь беремся.

— Видали? — спросил Соколовский Подпалова.

— Видал, — ответил Подпалов.

Вернулся машинист завалочной машины. Он вошел в конторку и остановился, молча попыхивая трубочкой.

— Ну как, подсчитали? — спросил его Соколовский.

— Как будто подсчитал.

— И что же?

— А думаю, надо попробовать.

— Пойдет?

— А надо думать, пойдет.

— Ну как? — спросил тогда Соколовский Подпалова.

— Давайте, что же! — сказал Подпалов. — С богом, как говорится.

Севастьянов закончил наварку пода, и оба сталевара приступили к завалке.

Соколовский, Муравьев и Подпалов, все, кто был свободен в эту минуту, столпились на завалочной площадке. Машинист набил свою трубочку из бархатного кисета, вышитого стеклярусом, закурил и не торопясь, но с удивительной методичностью начал сажать мульду за мульдой в завалочные окна обеих печей. И Севастьянов и Шандорин, перенявший его метод, оба молчаливые и суровые в работе, не отходили от печей, указывая машинисту, в каком месте пода опрокидывать шихту — левей, правей, ближе, глубже…

Скрапный двор бесперебойно подавал вагонетки с мульдами, подтягивая их на место, откуда завалочная машина брала мульды своим хоботом. Мерно стучали моторы машины. Гудели форсунки в печах.

А машинист покойно сидел в своем гнезде, пыхтел трубочкой и всаживал в печь одну мульду за другой, равномерно и точно в указанное место, словно штамповал какие-нибудь болтики на гидравлическом прессе.

Вскоре Соколовский ушел в конторку — нужно было просмотреть бумаги. Подпалов отправился к себе в кабинет, попросив сообщить ему, когда начнут выпускать металл. Муравьев заглянул на скрапный двор. Заведующий сдержал свое обещание: шихта подавалась своевременно. И странно, это делалось без спешки и без суеты, точно скрапный двор работал так со дня своего существования.

И в литейной канаве спокойно шла установка изложниц на поддоны, и тоже никто особенно не спешил, не волновался. Крикливый паровозик транспортного отдела вытаскивал из литейного пролета последние, еще дымящиеся болванки, и нигде, ни на одном участке не было видно, что сегодня особенный день — день двойной нагрузки, рекордного времени плавки, стахановских съемов стали.

Муравьев зашел в конторку поделиться своими впечатлениями с Соколовским. Иван Иванович, поставив локти на стол и сжав ладонями голову, сидел над бумагами, но не читал их.

Муравьев подозрительно посмотрел на Соколовского. «Что с ним?» — подумал он. Последнее время он чувствовал холодность Ивана Ивановича и боялся объяснить ее тем, что Соколовский что-нибудь знает. «Наверно, просто устал», — решил он.

— Вы бы вышли посмотреть, Иван Иванович. Работают, как в демонстрационном зале Оргметалла. Трудно поверить, что на двух печах идет завалка.

Соколовский отнял руки и непонимающе посмотрел на Муравьева.

— Да, ничего работают, — вяло сказал он и устало потер глаза.

— Не пойти ли вам отдохнуть? — предложил Муравьев. — К выпуску металла вернетесь.

Соколовский подумал: «А все-таки трудно забыть о том, что произошло. Какое дурацкое, ложное положение. Нужно забыть о случившемся. Мы на работе, на работе, на работе. Нужно до конца преодолеть в себе неприязнь к Муравьеву. Он хороший, знающий инженер. Это — главное… Почему же я не могу простить? Вот не представлял себе, что я окажусь таким ревнивцем… Может, сказать ему, что я все знаю?..» Зазвонил телефон, он подошел к аппарату и снял трубку.

— Да, — сказал он. — Ты, Веруся? Что скажешь? Что? Да не может быть! Что же ты там делаешь, в завкоме? Ну, как хочешь, не говори. Да, у нас все благополучно. Поздравлять нас пока рано. Что? С чем же тебя поздравить? Как же я могу поздравлять, не зная, с чем? Ну, хорошо, поздравляю в кредит. Да, да, домой приду вовремя.

Он положил трубку, дал отбой, покрутив ручку индуктора.

— Что случилось? — спросил Муравьев.

— Понятия не имею. Просит, чтобы я ее поздравил, а с чем — не говорит. Как с канавой? Не зашиваются?

— Пойдемте посмотрим, — вставая, предложил Муравьев.

Соколовский тоже поднялся, но в конторку вошел Лукин.

Муравьев отправился один, посмотрел, что делается на канаве, и вскоре вернулся.

Соколовский сидел на табуретке, Лукин стоял, прислонившись к столу.

— Новость-то вы знаете какая? — спросил Соколовский Муравьева, когда тот вернулся. — Вера Михайловна почему звонила из завкома? Семейное событие, Константин Дмитриевич. Вера Михайловна вступила в бодрые ряды женщин-общественниц!..

— Ну, бросьте! — сказал Муравьев.

— А что думаете? Так оно и есть.

— Да, товарищ Муравьев. Событие не столько семейное, сколько общественное. «Наши жены — пушки заряжены». Думаете, они оставили затею с концертом? — сказал Лукин. — Стоило им узнать, что в новом мартене назревает производственный дуэт, как они всполошились и вдохнули новую жизнь в свою застоявшуюся самодеятельность.

— Турнаева не легко отказывается от намеченных планов, — усмехнулся Соколовский. — Концерт организован, — значит, он должен состояться. Так же как если вино налито, значит, его надо пить. Из репертуара Иннокентия Филипповича… И вот — пожалуйста. В честь наших успехов.

— Ну, а Вера Михайловна?

— И Вера Михайловна с ними. Того, как это произошло, и сам еще не знаю. И Лукин не знает. Так сказать, белое пятно на фоне мировых открытий.

Соколовский засмеялся. Видно было, что, несмотря на свое подавленное настроение или усталость, он очень доволен.

Спустя несколько часов Шандорин на своей печи первым начал выпуск стали.

Из заводоуправления вызвали Подпалова, и он сейчас же, запыхавшись, пожаловал в цех. На мостовом кране подали ковш. Инженеры столпились на мостике, у выпускных отверстий. Подручный Шандорина взял шест, приготовляясь пробивать выпускное отверстие. Красный и злой, расталкивая столпившихся у поручней мостика, выбежал Севастьянов. Не отвечая на вопросы, он подошел к перильцам и, перегнувшись, посмотрел, готов ли для него ковш. Он снова опоздал. Шандорин закончил плавку первым, и Севастьянов беспокоился, как подадут ковш для его печи.