Сергей Нуртазин - Черная смерть. Морпех против Батыя [litres]

Повинуясь приказу нойона Ганхуяга, всадники с воинственными криками помчались вверх по склону. Когда до вершины оставалось не более двадцати метров, наполненные камнями повозки вдруг занялись огнем и покатились на них. Всадники повернули назад, но спастись удалось не всем. Повозки догоняли всадников, палили их огнем, сбивали, калечили людей и лошадей, из разбитых повозок вылетали камни и катились к подножью, увеличивая жертвы среди татарских воинов.

Атака на холм не удалась. Неудачей обернулась и попытка второго трехсотенного отряда обойти позиции русских. В лесу их поджидал Кирилл. Татары въехали в лес, когда раздались свист и вой множества голосов, в них полетели стрелы, а из-под земли с шипением вырвалось густое белое облако. Это была приведена в действие дымовая шашка, последнее, что осталось в арсенале Соколикова и Аркадия. Туман накрыл конных степняков, лишая их возможности ориентироваться на местности. Кочевники вынуждены были повернуть назад.

День заканчивался, а потому нойон Ганхуяг решил прекратить попытки двигаться к Смоленску. Он повелел ставить свою юрту неподалеку от подножья холма и скрылся в ней, чтобы обдумать дальнейший план действий. Вскоре обильное потребление конского мяса и хмельного молочного напитка сделали тяжелым его живот, а сон – веки. Нойону снились обширные родные степи, похожие на верблюжьи горбы холмы, голубые воды реки Керулен и табуны лошадей на зеленом ковре травы. Вдруг степь стала бугриться, отовсюду из бугров быстро вырастали деревья. Они подымались все выше и выше, закрывая ветвями синее безоблачное небо. Теперь Ганхуяг оказался в густом лесу, ветки деревьев превратились во множество рук, они тянулись к нему, волосяным арканом стянули конечности. Ганхуяг попытался освободиться от могучих объятий, но деревья держали крепко. В страхе нойон вырвался из сна, открыл глаза и увидел перед собой лесного духа. В тусклом свете затухающего костра очертания его лица были почти неразличимы, зато нойону хорошо был виден единственный, похожий на нарост, большой неживой глаз, холодно взирающий на него из полумрака. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Нойон Ганхуяг хотел закричать, позвать на помощь, но «злые духи» не позволили ему этого сделать, сунули в раскрытый рот тугой кляп, ударили чем-то тяжелым по голове. Впавшего в беспамятство нойона один из духов, коим являлся Терентий, взвалил себе на плечо, вынес из юрты. Второй «дух», по имени Кирилл Соколиков, надел на голову найденный в юрте малахай и последовал за товарищем, прикрывая его. Перешагивая через тела убитых ими караульных и спящих татарских воинов, они неторопливо направились к краю вражеского стана. Там-то их и окликнул один из караульных. Соколиков тихо приказал Терентию продолжать движение, а сам пошел навстречу татарину Не прошло и минуты, как Кирилл снова присоединился к Терентию. Окровавленный нож бывшего морского пехотинца говорил о том, что бдительный татарин уже никогда им не помешает. Еще через три минуты они были на окраине леса, где их ждал смоленский воевода с сотней дружинников. Терентий сбросил нойона с плеча. Ганхуяг кулем упал к ногам Никифора, тихо застонал. Воевода покосился на трофей:

– Значит, содеяли. Молодцы. Только верно ли, что это их воевода?

Соколиков приподнял очки ночного видения, с укором посмотрел на Никифора. Идея похитить предводителя тысячи татар исходила от него, и она не очень понравилась воеводе. Задумка обезглавить воинский отряд принадлежала ныне покойному Меркурию, но тогда попытка сорвалась, сотник, опасаясь навредить общему плану нападения на войско Шоны, от рискованной операции отказался. Хотя и добился своего, убив темника в бою. Теперь подобную задумку решился осуществить Кирилл.

– Обижаешь, командир. Все без косяков, сделано в лучшем виде. Упакуем мурзу и отправим подарок князю, а он пусть решает, что с ним делать, а пока надо немного пугнуть этих наглецов и лишить их спокойного сна. Терентий, включай фонарь!

Терентий и Кирилл включили фонарики. Два луча устремились к стану татар. Как и в прошлый раз у лагеря Шоны, завыли, засвистели, закричали смоленские воины. Какофония жутких звуков разбудила татар. Караульные обратили взоры в сторону леса, откуда они раздавались, и увидели два светящихся глаза. Они исторгали лучи, которые метались по лагерю, слепили, били по глазам. Не иначе к ним явилось из леса чудище, подвластное злым духам урасутов. Неожиданно светящиеся «глаза чудовища» погасли, и из леса в стан полетели обвитые просмоленной паклей огненные стрелы. Большого ущерба они не нанесли, но принесли смятение в души татарских воинов. Еще большим оно стало, когда они обнаружили в стане пятерых караульных с перерезанными горлами и пропажу своего предводителя.

Ганхуяг появился в стане в полдень не один, привел с собой взятых русскими в предыдущих столкновениях воинов нойона Тургэна и темника Шоны, коих набралось две с половиной сотни. От них Ганхуяг узнал подробности разгрома тумена Шоны и смерти темника, а потому решил не испытывать судьбу и возвратиться. Тем более, было чем оправдаться – смоленскому князю помогают злые духи лесов. Кроме того, он вез великому хану освобожденных пленников и весть от Всеволода Мстиславовича. Смоленский князь призывал хана Вату прекратить вражду. Уверял его, что не хотел войны, но вынужден был защищаться. Более того, на татарских воинов обрушился гнев лесных духов, которых они потревожили и над коими он не властен. Было у нойона и еще одно сообщение. Вез Ганхуяг сведения о наличии у смоленского князя метательных машин и тайного оружия. Нойон своими глазами видел на башнях и стенах сооружения из дерева, подобные тем, что применяли татары при взятии городов и крепостей. Еще не утаилась от него работа смоленских плотников, которые изготавливали подобные конструкции. Некоторые из них от чужих глаз тщательно охранялись вооруженными смоленскими стражами и были скрыты от любопытных взоров частью материей, сосновыми и еловыми лапами, а то и вовсе тыном. Однако Ганхуягу повезло увидеть одно из них в действии. Это случилось, когда князь провожал его и пленных за городские ворота. Неподалеку от них нойон увидел двухметровый ствол дерева, обжатый металлическими обручами, к которому были приделаны два колеса от повозки. Один конец бревна смотрел в поле, другой уперся в землю. Молодой крепкий воин подошел к нему с факелом, поднес к упертому в землю концу Раздался хлопок, бревно изрыгнуло белое облако. Через секунду в пяти сотнях шагов от бревна на колесах вспыхнула земля, пламя и черный дым поднялись в небо. Это было оружие, которое могло погубить все монгольское войско, и об этом следовало срочно предупредить великого хана.