Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Дежурный по отделу, издалека увидев машину, выскочил во двор и доложил об обстановке. Иванов, не дослушав рапорт до конца, на ходу дал указания и вместе с Барышниковым пошел по кабинетам. В одних уже полным ходом шли допросы задержанных, в других только-только успели разложить по сейфам пухлые тома, а в третьих связисты устанавливали и проверяли связь. Привычные к походной жизни контрразведчики успели наладить не только работу, но и армейский быт. На табуретках и тумбочках степенно попыхивали самовары или посвистывали закопченные чайники. В укромных местах лежал наготове дежурный фронтовой набор — фляжка со спиртом, кусок сала и буханка хлеба.

Пройдясь по коридорам, Иванов пригласил Барышникова в свой кабинет. Комендант отдела вместе с поваром успели на скорую руку приготовить обед. На сковороде шкворчала пересыпанная луком и чесноком яичница на сале. В тарелках дымилась только что снятая с огня мамалыга с запеченным в нее сулугуни. Посредине стола сиял надраенными боками пузатый самовар. В воздухе аппетитно пахло свежеиспеченным хлебом.

Широким жестом пригласив Барышникова к столу, Иванов кивнул коменданту. Тот, как фокусник, вытащил из кармана бутылку водки, наполнил до краев рюмки и только после этого вместе с поваром покинул кабинет. Барышников первым предложил тост за освобождение Краснодара. Они выпили и навалились на еду. Когда первое чувство голода поутихло, Иванов не удержался от вопроса, не дававшего ему покоя с того самого момента, как только они покинули бывший штаб «Абвергруппы 102».

— Владимир Яковлевич, ты мне все-таки скажи, а что означает буква «Г» в том ребусе на стене?

Барышников отложил вилку в сторону, но отвечать не спешил. Загадочно улыбнувшись, он спросил:

— Что, зацепило?

— А ты как думал! Теперь спать не смогу — буду ломать голову над твоей головоломкой.

— Согласись, умный ход, — продолжал интриговать Барышников.

— Толково придумано. Я так понял, это оперативный сигнал?

— Совершенно верно!

— Действует наш разведчик?

— Да! По крайней мере, двадцать седьмого января он был жив.

— Ну, слава тебе господи! — в шутку с облегчением вздохнул Иванов. — А то мы с замом головы ломали, чего это ты со своими «волкодавами» на наш отдел налетел. Теперь все понятно, кого искали.

— Не только это, пришлось отработать ряд проблемных вопросов и в других Особых отделах. В Москве готовится крупное совещание, а к нему нужна очень серьезная фактура.

— А с этим разведчиком, если на связь выйдем, кто, Центр или мы, будет работать? — спросил Иванов.

— Не мне решать — это компетенция самого Абакумова или его зама Селивановского. Сейчас главное восстановить с ним связь.

— Пожалуй, многовато времени прошло. Не хотелось бы говорить такое, но…

— Давай без «но»! Я надеюсь, что жив. С ним подобное уже случалось. Произошло это в Ростове, когда Гойера со всем шпионским выводком перебросили сюда, в Краснодар. Крупно он тогда рискнул. — Барышников, не удержавшись от восхищения, хлопнул рукой по столу. — Ты представляешь! Не побоялся оставить одной замечательной дивчине конверт с подробнейшим рапортом на три диверсионные группы.

— Думаешь, что и теперь все обойдется?

— Очень надеюсь! Он из таких переделок выбирался, что уму непостижимо.

— Наш? Кадровый?

— В том-то и дело, что нет. Зелёнка хозвзводовская в сапогах, но зато смелость, находчивость и импровизация поразительные. Как говорится, разведчик от бога.

— Бывают самородки.

— Не то слово! Если о нем книгу написать — зачитаешься!

— Да, война! — Иванов задумался, а затем произнес: — Бывает, она такие истории подкидывает, что ни один писатель не придумает.

— Это точно! Как тот аптекарь, каждому из нас свою меру отмерит, — согласился Барышников и, поддавшись настроению, продолжил: — Возьмем, к примеру, его. Вроде обыкновенный старлей, до войны служил интендантом. В общем, ничего особенного, разве что на язык бойкий, поэтому не раз с начальством цапался. Сам понимаешь, при таком раскладе в лучшем случае до самой пенсии ходил бы в вечных капитанах, а скорее всего, записали бы в антисоветчики и впаяли пятьдесят восьмую. К тому все и шло. Весной сорок первого ретивый полковой оперок уже дело на него шил, но война все похерила. Второй раз, уже в начале сорок второго, он чуть под «вышку» не попал. Вышел из окружения, а на пункте фильтрации к нему кто-то из наших прицепился. Хорошо, что начальник Особого отдела Рязанцев толковый и смелый оказался мужик: талантливого разведчика в нем разглядел и рискнул — обратно с заданием к фрицам отправил.

— Знал я Пашу Рязанцева, вместе на курсах в Новосибирске учились. Ничего не скажешь, правильный был мужик. В то время с такими, как твой старлей, особо не цацкались: через одного в расход пускали. — Иванов тяжело вздохнул и с горечью заметил: — Вот ведь черт! Сколько народу понапрасну покрошили. Вышел из окружения без оружия — трус и предатель, а значит, к стенке! Нет документов — фашистский шпион!

— Да, много чего и тогда, и в тридцать седьмом натворили, — мрачно кивнул Барышников. — Эта проклятая война только сейчас заставила на многое по-другому взглянуть.

— Выходит, Владимир Яковлевич, мы с тобой не там врагов искали?

— И там и не там. По-всякому было. Задним умом мы все сильны.

— Ну ладно, я в тридцать седьмом простым опером на Урале служил, а там, в тайге, мало что разглядеть можно. Но ты-то сидел на Лубянке! Объясни мне: как такое могло случиться, что почти всех командиров во враги записали? Двадцать тысяч под нож подвели и в лагеря загнали! Лучшего подарка Гитлеру и не придумаешь — в июне сорок первого ваньки-взводные командовали дивизиями! Я как вспомню…

— Стоп, Андрей Иванович, не перегибай! — с раздражением воскликнул Барышников. — Мы, что ли, с тобой одни виноваты? Не хуже меня знаешь, какая тогда обстановка была. Сколько среди краскомов фанфаронов появилось. Правую руку от левой отличить не может, а амбиции-то, амбиции! А как себя жены их вели… Да, были серьезные перегибы, но валить все в одну кучу тоже нельзя. Врагов всегда хватало, особенно скрытых. Чего далеко за примером ходить — в том же сорок первом, вспомни, сколько на сторону фашистов сразу перебежало?! А ведь какими смелыми вояками были до войны! Как грозились шапками врага закидать, да на чужой территории! Таких сволочей не одна дивизия наберется. И воюют они теперь против нас не хуже отборных эсэсовцев. Знают, что пощады не будет ни сейчас, ни после победы. Разыщем и всем до одного яйца наживую оторвем, а уж потом вешать будем, как они наших на площадях вешают.

— Да, это так. И откуда они только выползли, сволочье поганое, вроде каждый взвод, каждого бойца чуть ли не под микроскопом просматривали? — с ожесточением произнес Иванов. — А всё эти чертовы линии! Сколько под них народу как шпалы уложили, чтоб в светлое будущее въехать. Вот и приехали! Получается, вроде как новую страну строили, а про людей в ней забыли.