Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

В тот суровый для страны и народа час испытаний время выдвинуло на передний край борьбы с жестоким и опытным врагом именно эту силу — СМЕРШ, надежно защитившую армию и флот от вражеских агентов, террористов и диверсантов. И не росчерк пера всесильного И. Сталина, а именно они — бывшие летчики, пограничники, артиллеристы, пехотинцы и моряки, военные и гражданские, мобилизованные войной в органы безопасности, — своим беззаветным служением Отечеству создали легендарную контрразведку СМЕРШ. Ту самую СМЕРШ, которая заставляла в страхе трепетать врага и укрепляла веру командиров и бойцов в то, что в их ряды не проникнет измена.

Из выступления начальника Управления военной контрразведки ФСБ России на встрече с ветеранами органов безопасности, посвященной 60-летию образования ГУКР СМЕРШ НКО СССР, 19 апреля 2003 года

Гулкое и раскатистое эхо выстрелов еще долго гуляло среди скал, пока не затерялось в глубине леса. Ошарашенные увиденным и пережитым, диверсанты смотрели то на партизан, то на бьющееся у ног в последней предсмертной конвульсии тело Шаликашвили. Окончательно сбило их с толку неожиданное появление на поляне улыбающегося Рейхера. Он не таясь вышел из кустарника, руки его были развязаны, следов грязи на плаще уже не было, а фуражка по-прежнему щеголевато сидела на голове. Как ни в чем не бывало, лейтенант шел им навстречу, придерживая правой рукой кобуру, из которой торчала рукоять его любимого парабеллума. Удивительно, но партизан это не встревожило: перебросив автоматы за спину, они продолжали спокойно курить. Рейхер, стараясь не замочить сапог, стороной обошел лужу и направился к мордатому. Тот, притушив папиросу, одернул полы надувшегося пузырем ватника. Лейтенант снисходительно усмехнулся, одобрительно потрепал его по плечу и сказал:

— Гут, Виктор!

— Хайль Гитлер! — рявкнул мордатый, вскидывая руку в нацистском приветствии.

У диверсантов пропал дар речи, с обалделым видом они смотрели на них. Рейхер, перебросившись несколькими фразами с мордатым, направился к своим подчиненным. Приблизившись, он пристальным взглядом пробежался по их лицам, на миг задержался на распростертом теле Шаликашвили, презрительно поморщился и объявил:

— Будем считать, что последняя проверка закончилась.

— Осталось только в НКВД, а там вас ждут не дождутся, — хмыкнул мордатый.

Рейхер бросил короткий жесткий взгляд на лжепартизана.

— Это я так, к слову, герр лейтенант, — с ехидцей ответил тот и, подтянувшись, поинтересовался: — Прикажете выводить группу на базу?

— Да, свое дело вы выполнили отлично, так и можешь передать капитану Пинкерту.

— Яволь, герр лейтенант! — ответил мордатый, числившийся командиром этой особой группы, действовавшей при местном отделении гестапо, а затем гаркнул: — Всё, хлопцы, маскарад окончен! Собирай манатки! Митяй! — Пнув ногой тело Шаликашвили, он распорядился: — Эту куклу заховай куда-нибудь под скалы.

Лжепартизаны загалдели и, сбившись в кучу вокруг мордатого, направились к развалинам. Там, под завалами веток, стояла замаскированная машина. Митяй, схватив за ноги труп Шаликашвили, поволок его к расщелине в скале. Столбняк, охвативший диверсантов, уже прошел, и вид подскакивающей на кочках, будто футбольный мяч, размозженной головы мертвого Шаликашвили не заставил их содрогнуться. Жестокий закон «слабый должен умереть», знакомый им не понаслышке, приучил каждого из них цинично относиться к чужой жизни. Однако неестественный смех и громкие голоса еще какое-то время звучали на поляне.

Рейхер не стал тратить время на лишние слова и призывы — результаты последней безжалостной проверки говорили сами за себя — и приказал немедленно занять места в кузове. Диверсанты поспешили подчиниться. Грузовик взревел двигателем и, пропахав по склону широкую жирную полосу, сполз на дорогу.

К пункту назначения — хутору Эриванский — группа добралась без остановок. Здесь ее уже ожидал вездесущий Райхдихт. Пока диверсанты разгружали машину и занимали места в блиндаже второго горнострелкового батальона, он вместе с Рейхером и Петренко отправился на командный пункт к капитану Дику. Тот встретил их сухо и недружелюбно. Основания для этого имелись: заброска к русским разведывательных и диверсионных групп абверовцев чаще всего оборачивалась для него настоящей головной болью. Как всегда в таких случаях, начальство, стараясь застраховать себя от всесильной контрразведки, засыпало штаб батальона бестолковыми указаниями. На этот раз оно и вовсе озверело: от Дика потребовали, чтобы его батальонные разведчики, рискуя жизнью, расчистили дорогу в тыл к красным этим пижонам из Абвера! Четвертые сутки они только этим и занимались. Тем не менее, его многочисленные доклады о подготовке к операции командиру полка показались неубедительными, и сутки назад в расположение батальона прикатил сам начальник штаба — майор Фогель. Судя по тому, что он не погнушался собственным животом проутюжить передовую, а после этого извести командиров рот дурацкими прямолинейными вопросами в типичном рейнландском стиле, какова, дескать, плотность огня противника на один квадратный метр, Абвер, вероятно, готовил серьезную операцию.

В эти последние перед операцией сутки майор Фогель своим занудством, перемешанным с характерной для рейнской области невнятной скороговоркой, успел проесть батальонному плешь на голове, и он с трудом сохранял спокойствие. Масла в огонь взаимной неприязни подлило и то, что ни один из предложенных им маршрутов вывода группы в тыл к русским Фогель не принял, и лишь за несколько часов до приезда лейтенанта Райхдихта он все-таки остановился на одном из самых первых, что проходил на стыке первой и второй рот батальона. Помотав нервы Дику, он, тем не менее, своей подписи на плане не поставил, в лучших традициях штабных бюрократов возложив ответственность на подчиненного. Сославшись на неотложные дела, майор потребовал прислать документы в штаб полка после ознакомления с ними офицеров Абвера и смылся от греха подальше к себе в Крымскую, так и не встретив «гостей».

Вот почему капитан встретил абверовцев откровенно враждебно, но оттаял он достаточно быстро. Отменный прусский служака, тянувший нелегкую лямку окопного офицера с первых дней войны, Дик, с откровенным презрением относившийся к лощеным штабным шаркунам, ценил только тех, кто доказал свое умение воевать на поле боя, под пулями. Но прибывшие по повадкам никак не походили на тыловых крыс, что заседали в теплых кабинетах и тянули жилы фронтовикам, которые всегда расплачивались собственными шкурами за провалы шаркунов. Наметанным взглядом он с ходу определил в командире группы — немногословном силаче — настоящего «горного стрелка», способного запросто дать фору даже самым отчаянным из его батальона.