Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Штольце тоже задержался в группе. Перед ним стояла еще одна не менее важная задача, чем разоблачение агента НКВД, но о ней в Абвере знали только особо доверенные лица. Накануне операции «Цитадель», с которой Гитлер связывал большие надежды на возвращение стратегической инициативы на Восточном фронте, перед военной разведкой была поставлена задача добыть серьезную информацию о планах советского командования. Поэтому уже несколько дней специальные представители Канариса работали в абвергруппах и абверкомандах, подыскивая исполнителей для ее выполнения.

Штольце с присущей ему энергией неустанно работал в этом направлении. Он просмотрел от корки до корки дела на всех курсантов и инструкторов и с большинством из них провел обстоятельные беседы. К концу недели длинный список кандидатов сократился до семнадцати человек, из предложенных шести командиров разведывательных групп отбор прошли только четверо, а недостающих двоих пришлось назначить из числа инструкторов.

В ночь на семнадцатое мая две группы отобранных под командованием Коляды и Петренко заняли места в самолете, и экипаж взял курс на восток. Через полтора часа самолет пересек мерцающую рваным пунктиром линию фронта и темной стрекочущей тенью заскользил над лесом. В кромешной тьме летчики только по одним им известным приметам отыскали квадрат высадки. Первой десантировалась группа Коляды. Вслед за ней, спустя двадцать минут, борт самолета покинула и группа Петренко.

В ночном небе распустились четыре бледных тюльпана. Над головой Петренко выстрелили стропы, и лямки железным обручем мгновенно сдавили грудь. Тело привычно подскочило в плотной обвязке, приятное чувство полета заставило на мгновение забыть об опасности. Высадка разведгруппы пока проходила удачно — разброс оказался небольшим. Чуть ниже слева, в паре десятков метров, угадывались силуэты Погребинского, назначенного заместителем командира группы, и радиста Чумаченко, не исчезал из поля зрения и третий парашют с грузом. Справа тонкой серебристой лентой поблескивала излучина реки, обозначенная на карте. Острые, похожие на пики верхушки елей быстро приближались. Петренко прикрыл левой рукой лицо, чтобы не пораниться ветками, и напрягся. Легкий порыв ветра благополучно пронес его над самой макушкой и мягко опустил на поляне. Привычно спружинив, Петренко присел, разворачиваясь на спину, а затем заученным движением без помощи рук встал на ноги. Загасив купол и отстегнув стропы, он замер. Лес сумрачно молчал, и только где-то вглубине время от времени раздавался приглушенный крик филина. Свернув парашют, Петренко вытащил из кобуры пистолет и побежал туда, где приземлились Погребинский с Чумаченко. По его расчетам до них оставалось уже меньше сотни метров, как вдруг под ногами вздыбилась огромная валежина, и в следующее мгновение сокрушительный удар обрушился ему на голову. Действительность мгновенно исчезла из его сознания…

Пришел он в себя на холодном полу деревенской избы. Над ним нависал казавшийся настоящим великаном часовой с автоматом. Голова тупо отдавала болью от удара.

Петренко с трудом пошевелился. Связанные руки саднили и уже начинали затекать. Как сквозь вату он услышал строгий окрик:

— Лежать б… морда фашистская!

— Что, уже оклемался? — раздался голос из-за неплотно прикрытой двери, ведущей в соседнее помещение.

— Вроде как зашевелился, товарищ капитан!

— Тащи его сюда!

— Есть!

Удар сапогом пришелся Петренко в бок. Он сдавленно застонал и стал подниматься на ноги. Перед глазами поплыли разноцветные круги, а в ушах забарабанили тысячи невидимых молоточков. Голова предательски кружилась. Петренко покачнулся и, чтобы не упасть, оперся плечом о стену. Будто чужие, деревянные ноги отказывались ему повиноваться. Часовой, особо не церемонясь, грубо подтолкнул его прикладом автомата.

Петренко с трудом перешагнул через порог и оказался в просторной комнате. Здесь уже были его заместитель и радист, оба имели потрепанный вид. У Чумаченко гимнастерка напоминала лохмотья, а на открытых частях тела лиловыми рубцами вздулись ссадины и порезы. Не лучше выглядел и Погребинский. Вокруг его правого глаза, наливаясь багровым цветом, расплывался здоровенный кровавый синяк.

Петренко болезненно поморщился и повернулся к хозяину хаты.

Капитан — командир заградотряда, небольшого роста, кряжистый здоровяк с землистым от хронического недосыпания и усталости лицом, — оторвав взгляд от разложенных перед ним документов, внимательно посмотрел на вошедшего. Профессиональное чутье подсказывало ему, что, видимо, этот долговязый мужчина, одетый в форму старшего лейтенанта Красной Армии, и являлся главным в шпионской группе. Высокий, открытый лоб, крепкий подбородок, проницательные карие глаза с характерным хитроватым прищуром и твердо сжатые губы говорили об уме и сильной воле.

«Да, похоже, ты не дурак и, наверное, твердый орешек! Но ничего, и не таких раскалывали!» — подумал капитан, недобро усмехнулся и перевел взгляд на других агентов.

Эти были явно слабее. Радиста непрерывно била нервная дрожь. Передатчик и шифроблокноты не оставляли ему ни малейшего шанса на спасение. Второй пока еще держался, остекленевшими глазами он, насупясь, уставился в пол.

Капитан поднялся, взял со стола шифроблокноты, подошел к радисту и, потрясая ими, гаркнул:

— Твое, ублюдок гитлеровский?

Чумаченко задрожал еще больше, силясь что-то сказать, но страх парализовал его.

— Ты что, гнида фашистская, русский язык позабыл у фрицев?! — продолжал давить капитан. — Говори, падла ссучившаяся, пока я добрый!

— Мое, — с трудом выдавил из себя радист, исподлобья глядя на капитана. Потом его понесло: — Меня заставили! Я сам хотел к вам! Это Петренко не давал! Он, паскуда, из нас…

— Ну, ты и гнида! — с презрением процедил тот.

— Заткнись, сволочь, тебя не спрашивают! — осек его капитан и снова обратился к радисту: — Ты на этого гада не ссы! Если понадобится, мы ему сами живо рот законопатим. Говори все по порядку.

— А чего его слушать, мелкую шестерку, — гнул свое Петренко.

— Тоже мне, валет бубновый выискался! Захлопни пасть, падла, дойдет и до тебя очередь! — взорвался капитан.

— Командир, пусть их выведут, они…

— Чего, чего? Кто ты такой, чтобы тут пасть разевать?! Да я… — Но что-то во взгляде Петренко заставило его остановиться. Старлей казался совершенно спокойным, в отличие от этих двоих.

Погасив вспышку гнева, капитан приказал часовому:

— Ну-ка, Саня, выведи этих субчиков во двор, пусть пока постоят по стойке «смирно», а я с этим умником наедине потолкую. Если, гады, хоть дернутся, отстреливай им хозяйство и не чикайся!