Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Виктор на прощание коснулся руки девушки, и она, ответив кроткой улыбкой, пошла к выходу. Проводив ее теплым взглядом до двери, он еще некоторое время посидел за столом, допил кофе и, расплатившись с официантом, покинул «Харчевню». После встречи с Валей ему стоило немалых усилий заставить себя идти обратно за глухой забор разведшколы, где все было пропитано мерзким духом предательства.

В общежитии он застал Дуайта. Тот, уже изрядно пьяный, поносил Курмиса, Глазунова и Босса.

— Выпьем, Витя, — упорно предлагал он.

Но Виктор, сославшись на занятия, с трудом отделался от него и поспешил в учебный корпус. Дежурный по группе отрапортовал о готовности, и занятия начались. Будущие диверсанты ловили каждое его слово: там, за линией фронта, советы опытного инструктора, в послужном списке которого было два года работы в тылу большевиков, дорого стоили. Даже в перерыве они продолжали засыпать его вопросами, но тут появился посыльный и попросил пройти его в штаб.

Виктор шел и терялся в догадках, но в кабинете Босса его ждал ворох секретных штабных документов. Как выяснилось, в руки немцев попал ценный материал, раскрывающий систему обороны на участке третьего механизированного корпуса Воронежского фронта. Босс не стал объяснять, откуда они взялись, его интересовали детали и комментарии Виктора, и отпустил он его только тогда, когда разобрался с последней запятой.

Выйдя из кабинета, Бутырин присел на подоконник, чтобы собраться с мыслями, но громкие голоса в приемной Курмиса заставили его поторопиться. Намереваясь пойти в общежитие, он спустился по лестнице, повернул было к выходу, но невольно замедлил шаг. Металлическая решетка, огораживающая кабинет Глазунова, была широко распахнута, дверь в кабинет тоже оказалась незапертой, а сквозь широкую щель на столе просматривалась неровная стопка папок. Голос Глазенапа в это самое время доносился со двора — тот ругался с кем-то из дежурных по штабу.

Помедлив мгновение, Виктор оглянулся по сторонам — поблизости никого не наблюдалось, — метнулся в кабинет и закрыл за собой дверь.

Взгляд упал на открытый сейф. При виде картонных карточек с наклеенными на них фотографиями сердце Виктора радостно забилось. Его предположение подтвердилось — именно Глазенап вел картотеку на агентуру разведшколы. Времени перебирать ее уже не оставалось — в любой момент за спиной мог появиться хозяин кабинета, — но искушение оказалось сильнее осторожности, и он шагнул к сейфу.

Перед глазами замелькали фотографии, бланки анкет, сводки и справки. Виктор колебался всего лишь мгновение и остановил выбор на семи листах, что лежали на верхней полке. В них значились знакомые фамилии и клички агентов из последней группы подготовки. Пальцы торопливо перебирали страницы. Память, подобно хорошему фотоаппарату, фиксировала данные на предателей. Разум подсказывал ему, что пора уходить, но ноги будто приросли к полу и только близкие голоса заставили вспомнить об осторожности. Виктор на цыпочках пересек кабинет, пулей выскочил в коридор, успел отойти от двери и нос к носу столкнулся с Глазуновым, вынырнувшим из-за угла. Но тот, распаленный перепалкой с дежурным, лишь сердито буркнул на приветствие и скрылся за дверью.

Виктор перевел дух и, не чуя под собой ног, поспешил во двор. В беседке он без сил опустился на лавку. Все его тело сотрясала нервная дрожь. Каких-то пару минут назад он находился на грани провала, но риск оправдал себя, и внутреннее опустошение сменилось бешеной, почти детской радостью. После двух недель изнурительных проверок удача — и еще какая! — впервые улыбнулась ему. Данные на шестьдесят шесть вражеских агентов накрепко впечатались в память, и теперь только оставалось дождаться встречи с Валей. Он еще и еще раз повторял про себя фамилии и клички. Тренированная память позволяла удерживать большие объемы информации. Это было очень, очень важно. Каждый из агентов мог нанести его Родине огромный, непоправимый урон. Допустить этого было нельзя.

Несколько дней до встречи с Валей показались Виктору целой вечностью. Да еще и график занятий в школе уплотнился. Теперь он уже не мог ежедневно обедать в городе. Когда наконец образовалось «окно», он решил еще раз на месте проверить обстановку, хотя явки в тот день не было. Он дважды проверился по пути и, не обнаружив за собой следов слежки, двинулся к «Харчевне».

За квартал от нее повеяло ароматом пирогов, наваристого борща и жареной рыбы. Виктор остановился на входе и подождал, пока глаза освоятся после яркого дневного света. На звук колокольчика из подсобки выглянул разбитной пацан лет четырнадцати. Наметанным глазом он сразу вычислил денежного клиента и, рассыпаясь перед ним мелким бисером, проводил в зал. Появившийся вслед за ним официант шаркнул для приличия ножкой и протянул меню.

Виктор не стал заглядывать в него. Кухня в «Харчевне» славилась отменными грибными закусками и лучшими в ближайшей округе супами. Для завсегдатаев в наличии был самогон. От самогона он отказался, и на лице официанта появилось кислое выражение. Уже без всякого энтузиазма он отправился на кухню, чтобы принести кружку холодного медового кваса, щавелевые щи и жареного карпа.

Как всегда, Виктор внимательным взглядом окинул зал. Несмотря на час пик, в нем было немноголюдно: совсем недавно в городе прошла полицейская облава и испуганные обыватели отсиживались по домам. Обедали в основном работники городской управы и, судя по ухваткам, шпики из жандармерии или полиции. Бегающие взгляды, костюмы с чужого плеча, невыразительные, бесцветные физиономии за версту выдавали в них гончую породу. Малоприятная парочка уже успела пропустить по стаканчику самогонки и теперь громкими голосами нарушала покой.

Не задерживая на них внимания, он невольно поглядывал на столик, за которым совсем недавно сидел с Валей. При одном воспоминании о ней на душе его потеплело. Как и в тот день, из патефона лился тихий, слегка надтреснутый голос певца. Проникновенные слова старинного русского романса на какое-то время заставили забыть о войне, о чужой ненавистной речи, по-хозяйски звучащей на улицах Пскова. Он уже не замечал сытых физиономий чиновников и уж тем более не обращал внимания на пьяные выкрики шпиков.

Разрушил эту недолгую идиллию грохот сапог на входе. В зал вошли трое. Тяжелыми взглядами пошарив вокруг, они заглянули в подсобку и, никуда не сворачивая, двинулись прямо к его столику. Виктор каким-то шестым чувством уловил исходящую от них угрозу и попытался встать, но уже было поздно. Здоровяк с изрытым оспой лицом, напоминающим лошадиную морду, с размаху припечатал его к стене. Двое других загородили проход. В их руках тускло сверкали стволы пистолетов.