Владимир Рыбин - Холодный апрель

Программа открывалась рисунком живописного леса, рядом с которым был другой рисунок: то же место, но деревьев только два. Вместо остальных — черные ракеты. Первая глава — «Политика в тупике: смерть лесов». На рисунках ссорятся господа, представляющие разные западногерманские партии, сваливают друг на друга вину за гибель лесных массивов. А рядом черный дым из труб затягивает землю и санитары несут на носилках изуродованное дерево сквозь строй машин и небоскребов. Глава «Мир» начиналась с рисунка на всю страницу: атлант в противогазе держит на плечах огромный ком грязи. Изображение американских «першингов» и карта земли Баден-Вюртемберг с указанием расположения ракетных баз. Глава «Защита природы и охрана окружающей среды» и рисунок железнодорожной развилки: одна ветка ведет к зеленому пейзажу под чистым небом, а другая — к скопищу высотных домов, затянутых смогом. И карикатура: толстый господин за рулем с сигарой в зубах, а по обочинам валяются коровенки кверху ногами. «Симулянты!» — говорит о них господин. Глава «К положению женщин» тоже начиналась карикатурой: голая женщина, кормящая грудью ребенка, согнувшаяся в три погибели, одной рукой мешает ложкой в кастрюле, другой печатает на машинке. На ее спине стоит господин, вероятно муж, кричит в микрофон: «Нужно наконец покончить с дискриминацией женщин!» А за его штаны цепляется другая женщина и кричит: «Ты великолепен!» Рядом фотография женщины с плакатом на шее: «Женщинам не место в бундесвере». Глава «Хозяйство». И опять иллюстрации: Чарли Чаплин, зажатый в гигантских шестернях, Земля, изъеденная экскаваторами, похожая на изгрызенное яблоко. К переориентации всей жизни, всех хозяйственных форм призывают «зеленые». И словно опасаясь, что их не поймут, поскольку дело это непростое, дают броский лозунг: «У кого нет мужества мечтать, тот не имеет сил бороться». В вопросах социальной политики «зеленые» призывают к перестройке вместо сокращений и снижений и сопровождают текст фотографией двух пожилых супругов, вывешивающих плакат из окон своего дома: «Планируйте, наконец, для людей!» Глава «Демократия и право» тоже сопровождается карикатурой: человек с проводами вместо волос, которые он подключает к огромному электронному пульту. «Энергия». И фотомонтаж, где вместо газгольдера высится меж труб и кауперов гигантский голый череп. Глава «Образование». И рисунок строя школьников с шорами на глазах, и фотография девчушки с плакатом на груди, на котором написано: «Я — 39-я ученица в классе. Моя учительница уделяет мне времени самое большое одну минуту 9 секунд!» Была в книге и специальная глава «Движение», призывающая там, где можно, пользоваться велосипедами вместо автомашин. И главы, посвященные общественной дискриминации, сельскому хозяйству на границах дорог, дальнейшему развитию политики в отношении к развивающимся странам, которые, если судить по карикатурам, толстые господа основательно объедают…

О многом говорилось в этой иллюстрированной программе, кроме одного и, как считал Александр, главного — экспроприации экспроприаторов. Получались все те же разъяснения и уговоры вместо кардинального решения проблем. Или он что-то просмотрел?

Александр перевернул журнал и снова начал листать.

— Вы ищете мировую революцию? Ее тут нет, — по-русски сказал Каппес.

Ох, уж этот гость! Не пора ли осадить?

— А вы хотели, чтобы была? — спросил Александр.

— Я? — Он засмеялся. — Это вы хотите.

— С чего вы взяли?

— А к чему вы призываете весь род людской в главной вашей песне? К последнему и решительному бою, не так ли?

— Допустим.

— А программа «зеленых» отвергает насилие. Вот смотрите. — Он решительно подвинул к себе книгу, уверенно пролистнул несколько страниц. — Тут написано: «Мы требуем распространить свободные от власти формы решений конфликтов. Свобода от власти — наша сила… Мы призываем всех отдельных членов и все учреждения Европейского экономического сообщества не исполнять те мероприятия, которые прямо или завуалированно направлены на насильственные формы решения конфликтов».

— В той главной, как вы говорите, нашей песне мы зовем к тому же, — нашелся Александр. — Там поется: «Весь мир насилья мы разрушим». Как видите, наши цели во многом совпадают.

— Тогда вступайте в партию «зеленых», — засмеялся Каппес.

— У нас такой партии нет.

— Оставайтесь в ФРГ.

— У нас презирают даже футболистов, которые бегают из команды в команду.

Думал, что Каппес примет это на свой счет, — ведь сам говорил, что приехал сюда из ГДР, — но тот даже и ухом не повел, и никакая, даже самая слабая, тень не омрачила гладкое холеное лицо артиста.

— Вы разделяете наши взгляды? — впервые за весь вечер вступила в разговор Эльза.

— Почему же нет? Я беспартийный, но, насколько знаю, коммунисты ставят перед собой те же гуманные задачи, только призывают решать их более радикальными средствами.

Минуту все молчали, даже, казалось, перестали жевать. В тишине слышно было, как шелестел дождь на балконе, капли звучно шлепались обо что-то гладкое.

— Но у вас, пожалуй, больше общего с социал-демократами, — сказал Александр.

Эльза резко встала, шагнула к полке, заставленной журналами, торопливо положила на стол раскрытый «Шпигель». Карикатура, напечатанная на блестящей вощеной бумаге, изображала «зеленых» этакими бабочками, рассевшимися на облаке. Под облаком стояли несколько человек, недоуменно глядели на оторвавшихся от земли «зеленых». На животе одного из них были начертаны три буквы «SPD» — «социал-демократическая партия».

— У нас с ними нет ничего общего, — запальчиво сказала Эльза.

— Можно ли так категорично?

— Можно и нужно!

— Разобщенность действий. Это всегда было пороком демократических движений Германии.

Успокаивая или просто по привычке, Хорст взял жену за руку.

— Нельзя так решительно отворачиваться.

— Нельзя, ни в коем случае, — обрадовался поддержке Александр. — Знаете, чего больше всего боялись фашисты перед приходом к власти? Единства своих противников. В инструкции руководства нацистской партии местным организациям говорилось: «Необходимо противодействовать любой попытке КПГ установить единый фронт с СДПГ».

— Откуда вы это знаете? — спросил Каппес. В его голосе были недоверие и подозрительность.

— Почитал кое-что перед поездкой сюда…

О еде все забыли, сидели, с интересом вслушивались в разговор, хотя понимала по-русски одна только Луиза, да и то не очень. Что-то всем доставляло удовольствие в этом споре: то ли звуки русской речи, то ли волнение Александра. Или им, привыкшим к бесстрастности споров, это было в новинку?

Потом Эльза, спохватившись, побежала укладывать дочек спать. Луиза пошла за ней, оглядываясь, явно сожалея, что приходится уходить. Уле тоже встал, но, как оказалось, чтобы лишь пересесть на место Луизы напротив Александра. Эта недолгая суета погасила спор, и Александр воспользовался паузой, чтобы переменить тему разговора.