Владимир Рыбин - Холодный апрель

— В чем на практике выражается деятельность «зеленых»? — спросил Хорста.

Тот сразу вскочил, шагнул к полке и положил на стол другой журнал, более толстый. Решив, видимо, что таким образом ответил на вопрос, начал с Каппесом беседу о театре и театральных постановках. Минуту Александр прислушивался к их быстрой речи, малопонятной, полной сокращений и недомолвок, что вообще свойственно немецкому разговорному языку. А потом и вовсе перестал слушать, потому что увлекся перелистыванием журнала. Это был подробный фоторассказ об одном дне, когда население городов и поселков земли Баден-Вюртемберг вышло на улицы и в знак протеста против размещения «першингов-2» образовало непрерывную людскую цепь длиной в сто семь километров, от, Штутгарта до Ульма. Эти два города были выбраны потому, что в первом располагается штаб американских войск, а возле второго находится база американских ядерных ракет. «Nein!» — крупным кровавым заголовком требовала обложка. «Nein!» — звучало чуть ли не с каждой страницы. Страшный рисунок: мальчик и девочка, силуэтно освещенные ядерным взрывом в черном квадрате распахнутой двери. И снова «Nein!» — «Нет, не хотим этого!». Опять и опять рисунки: люди, бьющие, пинающие, выталкивающие за край страницы черную кляксу атомной бомбы, дети с голубями мира на палочках, руки, переламывающие ракету. И снимки, снимки: люди, взявшиеся за руки, на улицах, на железнодорожных насыпях, на загородных дорогах, бесконечные людские цепи, протянувшиеся через города, через леса, через пространства полей. Снятые сверху, эти уходящие за горизонт цепи производили внушительное впечатление. Казалось, вся Западная Германия собралась тут, чтобы крикнуть свое «Nein!».

— Это «зеленые» организовали? — спросил Александр.

— Не только, — ответил Хорст.

— А кто еще?

— Могу вас обрадовать. Были там и коммунисты, — сказал Каппес, повернувшись на стуле всем телом и, как обычно, приветливо улыбаясь. Только в сузившихся глазах проблескивало то ли насмешливое, то ли высокомерное.

— Я в этом не сомневался. Коммунисты повсюду первые борцы за мир.

— Вот еще одна точка соприкосновения коммунистов и «зеленых», — усмехнулся Каппес, и опять не понять было, то ли он иронизирует, то ли говорит серьезно.

— Я думаю, их немало, таких точек.

— Вы считаете, будет больше?

— Не исключено.

— Вы считаете, что «зеленые» со временем приобретут красный оттенок?

Нет, с ним положительно нельзя было разговаривать, с этим музыкантом. Что-то злобствующее присутствовало в нем постоянно. Не человек, а ходячая провокация. Но и промолчать нельзя было, никак нельзя.

— Каждый идет своей дорогой. А время всех рассудит, — ответил Александр. И демонстративно повернулся к Хорсту. — Вам не кажется, что перед вами, если будете последовательны, со временем встанет вопрос о перевоспитании человека?

Он не ожидал, что так попадет в точку. Хорст вскочил, снова кинулся к полке, но вдруг повернулся.

— Это… самое трудное. — И шагнул к выходу. — Пойдемте я вам покажу.

Но и сбегая по скрипучей лестнице, он продолжал говорить, то и дело оборачиваясь к Александру, идущему следом:

— Человек не должен быть неумеренным и бездумным потребителем. Больше и дешевле, дешевле и больше! Больше, больше! Торопимся приобрести, зачастую не потому, что нужно, а потому, что престижно, модно, торопимся произвести, чтобы было что приобретать. Порочный круг… Вот, например, как вы съедаете яйцо? — остановился он посередине лестницы.

— Ну как, обыкновенно. Разбиваю скорлупу…

— Разбиваете?! Неправильно. Есть специальный нож, чтобы среза́ть верхушку скорлупы. Он только для этого и существует, ни для чего более. Если следовать моде, так одних ножей специального назначения в доме должны быть десятки. А для их производства требуется металл, а для производства металла — вода, воздух, энергия. Порочный круг! Мы перестаем быть универсалами. Скоро разучимся шнурки на ботинках завязывать, будем покупать для этого специальные устройства. Так вырождается человек…

— Это уже не об окружающей среде речь, а о самом человеке, — сказал Александр.

Они стояли на узкой лестничной площадке почти лицом к лицу. Глаза Хорста блестели, похоже было, что затронутая тема особенно близка ему. Каппес стоял наверху и спускаться за ними, как видно, не собирался. За стеклом квадратного окна, темневшего прямо перед глазами, поблескивали тускло освещенные мокрые крыши домов, вдали горели красные огни на телевизионной вышке.

— О среде, о среде! Окружающая среда — не только то, чем мы дышим да питаемся, но и то, что создает наш внутренний мир.

— Социальная среда?

— Называйте как хотите, — отмахнулся Хорст. — Человек на протяжении истории создавался как творец. Пахал ли землю, работал ли топором, — в каждый миг своей жизни он был созидателем. Он все мог и все умел и потому достиг вершин величия. А теперь что происходит? Многие из нас умеют лишь покупать, без цели гонять на машинах, танцевать, смотреть телевизор. На работе исполнители, вне работы — потребители. Кто из людей ходит на работу для того, чтобы создавать нечто, производить? Цель каждого — заработать, получить марки. Неважно за что. Если завтра начнут выдавать марки просто так, то многих это лишь обрадует. Получаем и тратим, получаем и тратим! Очередной порочный круг замыкается. Человек перестает быть человеком, свободно творящим, для которого деяние — высшее благо. Человек теряет человеческое, превращается в робота, в механического гомункулуса. Хлеба и зрелищ, и больше никаких у него потребностей. Хлеба и зрелищ! А? Вам это ничего не напоминает?

— Напоминает.

Уставший стоять вплотную, лицом к лицу, Александр поднялся на одну ступеньку. Но теперь Хорст был внизу, это ему показалось неудобным — возвышаться, и он снова соступил вниз.

— Вам не кажется, что замыкается гигантский порочный круг всей истории человечества?

— Вы намереваетесь бросить вызов всей истории человечества?

— Да! — резко ответил Хорст. — Мы не хотим, как цирковые лошади, бегать по кругу.

— Что же делать?

— Всё! Человек должен хотеть и уметь делать всё. Своим умом, своей душой, своими руками!

— Ну, все-то не сможет. Например, реактивный самолет.

— Реактивный самолет никому не нужен!

— Забавно…

— Военные самолеты не нужны. Согласны?..

— Согласен. Но гражданские…

— Оттого, что приехали к нам поездом, а не прилетели самолетом, вы что-нибудь потеряли? Ничего не потеряли! — решительно мотнул он головой, не дожидаясь ответа. — Летая самолетами, мы экономим минуты для того, чтобы потом транжирить часы. Редко, чрезвычайно редко нам бывает действительно необходима экономия минут. Мы больше нуждаемся в правильной организации всей нашей жизни.