Збигнев Сафьян - Потом наступит тишина

Долго стучался к Крачиньским. Наконец выглянула мать Евы в халате, с полотенцем на голове. Увидев Кольского, попыталась улыбнуться.

— А, Эдвард, заходите, заходите. Евы, правда, нет дома… Ну ничего, подождете, попьем чайку. — Она не знала, как к нему лучше обращаться. — Ева у Адама, что еще ей остается делать! Собираются у знакомых, поговорят, потанцуют, ничего предосудительного в этом нет. С ее-то способностями только бы учиться, но ничего уж тут, видимо, не поделаешь.

Кольский взглянул на часы и помчался к дому Адама.

Когда-то довольно часто, чуть ли не каждый день, он заглядывал в этот двухэтажный каменный особняк, стоявший в глубине улицы, с двориком, собачьей конурой, прилепившейся к кирпичному гаражу аптекаря, с тянувшимся до самого поля садом — прекрасным местом для детских игр. Вдоль деревянного забора росли кусты белой сирени. Когда мать Адама бывала в хорошем настроении, она разрешала сорвать пару веточек. Ева ставила их в вазу, стоявшую в ее комнате на столике между тетрадями и большой шкатулкой, запиравшейся на ключик. Кольский знал, что она хранит в ней фотографии, стихи, любовные письма, наверняка и те, что писал он. Ему всегда хотелось заглянуть в шкатулку, но он так и не решился на это.

Родители Адама жили на первом этаже, из темных сеней можно было пройти через кухню в две небольшие комнаты, соединявшиеся стеклянной дверью. В этой части дома размещалось в свое время какое-то учреждение, поскольку во второй комнате, прилегавшей к квартире аптекаря, окно было забрано солидной железной решеткой. Дверь в квартиру аптекаря загораживал большой деревянный шкаф. Однажды ребятам удалось отодвинуть его, и через замочную скважину они увидели спальню — жена аптекаря сидела перед зеркалом и толстым карандашом подводила себе брови.

Кольский постучал в приоткрытую дверь и, войдя в темные сени, услышал обрывки разговора. Ева о чем-то оживленно рассказывала, ее кто-то прервал, послышался смех. Кольский постучал еще раз в дверь на кухню и толкнул ее. Дверь была не заперта. Когда, прищурив глаза, он остановился на пороге, то увидел сначала сидевшую на диване с сигаретой в руке Еву. Она первой заметила его… В этот миг хлопнула стеклянная дверь. Закрывшего ее человека Кольский видел какую-то долю секунды, но сумел разглядеть его перекошенное от страха лицо и лысую голову… Он не мог ошибиться — это был дезертир Бенда!

Все повскакали с мест — Ева, Адам, Анджей, Станислав, какая-то девушка в черной юбке, которую он до этого никогда не видел. Эдвард слышал только свои собственные шаги, затем их заглушило тарахтенье отъезжающей от дома телеги. Кольский, не обращая ни на кого внимания, направился прямо к стеклянной двери. Сделав шагов пять, машинально передвинул кобуру с пистолетом вперед, думая только об одном: успеть бы снять пистолет с предохранителя. Бенда мог быть вооружен и готовым пойти на все, зная, что окно зарешечено и бежать ему некуда.

Но сидевший ближе всех к стеклянной двери Адам опередил Кольского и закрыл ее собой, держа руки в карманах брюк. Сосредоточенное выражение лица вдруг исчезло, словно с него сорвали маску, через минуту оно приобрело нормальный вид, стало добрым, слегка удивленным.

— Хорошо, что пришел, присаживайся. — Адам был выше Эдварда и смотрел на него сверху вниз, не вынимая рук из карманов.

За дверью наверняка стоял Бенда. Кольский, еле сдерживая себя, потянулся за пистолетом. Тут же, рядом с собой, он увидел Еву, только сейчас до него дошло, что она здесь. Она никогда не участвовала в их играх, не выносила ребячьего крика и игрушечных пистолетов.

Анджей и Станислав стали за спиной у Кольского, он чувствовал их учащенное дыхание.

— Зачем тебе лезть за пистолетом? — сказал Станислав. — Разве ты нас не знаешь?

Одно неосторожное движение — и три незнакомых человека, которых видишь впервые в жизни, бросятся на тебя, и в этом будешь виноват сам, надо было сразу хвататься за оружие.

— Там никого нет, — спокойно сказал Адам. — Тебе просто показалось. Все, хватит, забудем об этом. Ты пришел к друзьям.

Анджей положил руку ему на плечо.

— Нам было бы очень жаль, братишка, если бы пришлось поступить с тобой, как с жандармом… Ева, растолкуй ему.

Губы у нее чуть дрожали, на щеках застыли слезы, которые она не пыталась скрывать.

— Эдвард, дорогой, поверь нам, там никого нет…

— А если даже и есть! — крикнул вдруг Адам. — Ты что, хочешь всех нас… Еву, меня?.. — Он весь напрягся, готовый броситься на Кольского, лицо снова стало чужим, улыбка исчезла.

Эдвард глядел не на них, а на Еву, как на уличенную во лжи девчонку. Его окружили со всех сторон, но он не думал сдаваться. Не долго думая, резко оттолкнул от себя Анджея, подскочил к окну и выхватил пистолет. Только бы успеть снять с предохранителя! Теперь он им покажет! Адам бросился на него, минуту они молча колотили друг друга, пока не подбежали остальные.

— Оставьте его в покое! — крикнула Ева.

Все замерли на месте, тяжело дыша. С улицы доносилась песня, казалось, что от топота солдатских ног развалится весь дом:

Это возвращалась через Боровицу рота Кольского. Эдвард разбил рукояткой пистолета окно, увидел идущего по тротуару Фурана…

Его команды выполнялись четко — один взвод перекрыл улицу, два других окружили дом. Кольский, Лекш, Сенк с двумя бойцами проводили обыск.

— Из дома никому не выходить, — произнес Кольский безразличным тоном. Сзади него стояли вооруженные бойцы. Он первым вошел в комнату за стеклянной дверью, держа пистолет наготове. Окно было зарешечено, никаких следов пребывания Бенды в комнате он не обнаружил. Дверь в квартиру аптекаря, от которой был отодвинут шкаф, была заперта на ключ… Кольский громко постучал, но ему никто не ответил.

— Попробуй с другой стороны! — приказал он Сенку, и они прошли на кухню.

— Послушай, — прошептал Лекш, — а ты действительно уверен, что он здесь? Если это не подтвердится, мы можем нарваться на большой скандал.

Кольский не ответил. Надвигались сумерки, в кухне было почти темно. На раскладушке, не сняв плаща, сидела мать Адама, которую Кольский давно не видел. Ее волосы совсем побелели, лицо покрылось морщинами, только голубые глаза оставались молодыми.

— Что ты с нами делаешь, Эдвард? — сказала она.

Кольский смутился, словно его уличили в чем-то непристойном. Он почувствовал, как к горлу подкатил комок. Объяснить? А что, собственно, объяснять, когда и так все ясно.

Сенк, обыскав квартиру аптекаря, ничего не нашел. Вернувшийся домой хозяин квартиры заявил со злостью и возмущением, что будет жаловаться властям. На первом этаже жила супружеская пара — вышедшие на пенсию учителя. Жена испуганно открывала шкафы, а когда вытащила из-под дивана набитые школьными тетрадями чемоданы, Сенк поспешил убраться. Кроме них, никого в квартире не было.