Збигнев Сафьян - Потом наступит тишина

— Наверное, не больше чем ротой, — сказал осторожно Олевич. — Поначалу показалось, что это усиленная разведгруппа. Так, по крайней мере, я подумал, если вообще в тот момент был на это способен…

Капитан внимательно посмотрел на него:

— На чем основываются ваши предположения?

— По нас, как мне казалось, стреляли два пулемета. Потом появился танк…

— Откуда он появился?

— Не знаю.

— Вы абсолютно уверены, что танки были?

— Да. Один я видел сам, когда мы находились на центральной площади городка, и второй, когда залегли в арке ворот. И совершенно точно, что в нападении участвовали и гражданские лица, стреляли из окон, товарищ капитан, я также непосредственно видел нескольких вооруженных людей в гражданской одежде. Это была мясорубка. — Он оживился: — Площадь, ночь, тишина — и вдруг стрельба со всех сторон.

Капитан минуту молчал, глядел на Олевича, словно прощупывал его взглядом.

— Вы когда вступили в армию, Клосовский?

Олевич почувствовал, как в нем нарастает напряжение.

— В конце ноября, товарищ капитан, — медленно проговорил он.

— Вас не направляли в офицерское училище?

— Нет.

— Вы были в партизанах?

— Нет.

— Ладно. Вернемся к нашим делам. — Он усмехнулся: — Так, значит, вас застигли врасплох на этой площади. А потом вырезали, как баранов. Вам не удалось организовать оборону?

— Никак нет, товарищ капитан. Командир был убит первой же очередью. А остальные — это ведь бойцы запасного полка, в основном необстрелянные.

— Вы тоже впервые очутились под огнем противника, — нажимал капитан. — Так, значит, никто после гибели командира не принял на себя командование, никто даже не пытался?

— Никто не принял, — тихо повторил Олевич.

— Вы, Клосовский, производите впечатление толкового парня. Ваши коллеги рассказывают, что вы сумели стащить с грузовика пулемет. А на будущее запомните: в такой ситуации каждый может взять на себя командование, в том числе и вы…

— Так точно, товарищ капитан.

— Ну хорошо. Что вы еще видели из арки ворот?

Олевич молчал. Сейчас следовало бы сказать: «Они добивали раненых саперными топориками. А я это видел, товарищ капитан, и не стрелял. Да-да, лежал в арке с полным магазином патронов в автомате, глядел, не мог отвести глаз! Думал про себя: хватит ли у меня смелости?.. Нет, не хватило…»

— Почему вы не отвечаете?

— Потому что почти ничего не видел. Мы отошли в глубь двора.

— Отошли!

— А что нам оставалось делать? — вдруг выпалил Олевич. — Погибать?..

Капитан сделал вид, что не слышит.

— Вы только что сказали, что заметили из арки ворот танк. Поймите же наконец, — добавил он, — это для меня очень важно, а вас приходится тянуть за язык. Со вчерашнего дня нам не удалось взять ни одного «языка».

— Это, к сожалению, все, что я видел.

— А потом?

— Мы обнаружили во дворе переход на параллельную улицу. Ночь выдалась темной, луна уже зашла, на небе были только звезды… Мы очень медленно обошли кругом этот проклятый городишко, потому что один из нас, самый молодой, подвернул ногу. Я стремился отойти от Бёслица как можно дальше, но сначала должен был определить, в каком направлении идти…

— Что вы видели по дороге?

— Когда мы приближались к шоссе, а оно было слева от нас, я отчетливо слышал гул моторов; издалека видно было плохо, но мне показалось, что это бронетранспортеры.

— Много?

— Похоже, да. Ночью трудно определить.

— Надо быть более сообразительным. Подползи вы поближе, могли бы что-нибудь увидеть. Сейчас ведь идет бой за Бёслиц…

Да… «подползи поближе…». Когда они вышли на поле, самый молодой из них, Вацек, не мог идти дальше. Он плакал. Уселся на траву и плакал, растирая злополучную щиколотку. Второго обуял страх, Олевич видел, как у него дрожат плечи, как он поднял воротник шинели и прячет в него лицо. «Куда мы пойдем?» — спросил он. «На запад», — ответил Олевич. «Ты сошел с ума! Надо идти в обратную сторону, на западе немцы». — «Не болтай ерунды. Сам говорил, что наша дивизия взяла Каменц. Не могла она отойти оттуда — у нее в тылу были немцы». «Я никуда не пойду, — сказал Вацек. — Не могу идти». «Пойдешь». — «Не пойду». «Тогда оставайся здесь. И тебя я тоже оставлю, — обратился Олевич ко второму, — если будешь ныть».

Он взял вещмешок и автомат Вацека и пошел вперед, не обращая на них внимания. Они следовали за ним. Вацек медленно ковылял по траве…

— Но далеко вам уйти не удалось, — сказал капитан.

— Так точно, товарищ капитан, всего каких-нибудь пять километров.

— Как вы определили направление движения?

— По звездам.

— Вы знаете, как это делается?

— Так точно.

— И в том домике вы просидели до утра?

— Да, мы очень устали.

…Они заметили небольшой дом, когда подходили к лесу. Олевич обошел его, вокруг царила тишина, из-за высокого забора не доносилось ни единого звука. Снова почувствовал себя как в те времена, когда был партизаном. Ударил прикладом в дверь раз, другой… Открыла перепуганная женщина в халате, он отодвинул ее в сторону и вошел в дом. Кухня, скамья, помятая постель, тепло перины… В доме находились двое — женщина и высокий старик. Командир увел их на кухню, обоим бойцам велел лечь в кровать, и они улеглись в теплую постель, не сняв даже гимнастерок.

Олевич сел в кресло, которое поставил так, чтобы видеть кухню и входную дверь, положив автомат на колени. Засыпал, открывал глаза и снова погружался в сон. Он так и просидел всю ночь в кресле, а утром велел женщине приготовить завтрак. Старик сидел в кухне и глядел, как они ели.

«Выйди отсюда, — сказал Олевич. — Не мозоль глаза».

Старик вышел…

— Ну а утром? — спросил капитан.

— Мы обнаружили траншею, которая вела прямо на запад, и встретили вскоре разведчиков. Это все.

Когда они шли с разведчиками в штаб, он понял, что это та самая дивизия. Полки Крыцкого, Адамчука, Оски. Но это почему-то не произвело на него особого впечатления. Не следовало исключать и такой возможности: если уж не везет, так не везет… Ну и что с ним сделают? Отправляясь на фронт, он сам был хозяином своей судьбы. Теперь она была в руках других, и он уже не мог вмешаться в ход событий. Конечно, существовал еще какой-то шанс: может, направят в другой полк, может, не встретит никого из своих бывших товарищей. Но Олевич не знал, так ли это для него теперь важно. Зачем он хотел на фронт? Почему считал, что все разрешится на фронте? Так кто и что его ждет? Наверное, опять Леоняк и допросы, а потом в лучшем случае штрафная рота. Будь что будет, только бы поскорее… Надо было просто назвать разведчику-капитану свою настоящую фамилию и ждать. «Я был офицером в полку Крыцкого, совершил преступление». — «Какое?» — «А не все ли равно!» — «Мотивы?» — «Насчет мотивов ничего сказать не могу, забыл».