Максим Бузин - Снайперы. Огонь на поражение [litres]

…После того как советские диверсанты, пробравшиеся в село, захватили оберст-лейтенанта Вернера, солдаты, возглавляемые Гюнтером, постарались его отбить, однако попытка не удалась. Русские танки, меж тем, были все ближе, поэтому Хаген решил больше не рисковать людьми и распорядился забрать с собой раненых, если таковые имеются, и начать отход, в конечном итоге превратившийся в бегство. Но драпать до бесконечности тоже было нельзя, поскольку подобные действия могли легко расценить, как откровенное дезертирство. Чтобы этого не случилось, Гюнтеру требовалось сообщить о местонахождении вверенного ему батальона, и лучшего места, чем комендатура, в данном конкретном случае придумать было нельзя. К тому же в этом «замечательном» учреждении Хаген надеялся раздобыть хоть какую-нибудь информацию о своем начальнике оберете Шредберге, который ранним утром отбыл в штаб дивизии, и с тех пор никто из полка его больше не видел, да и на связь он тоже не выходил…

…Приблизившись к зданию, обер-лейтенант приподнял ногу, чтобы поставить ее на ступеньку, но тут дверь распахнулась, и на улицу, негромко беседуя, вышли два человека. Один из них, коротко стриженый мужчина крепкого телосложения, облаченный в камуфляжную форму без знаков различия, был Хагену незнаком. Зато второго он знал весьма хорошо, поскольку это был не кто иной, как оберст Шредберг собственной персоной!

«Вот так встреча! – мысленно воскликнул Гюнтер, принимая строевую стойку и стремясь не показывать охватившего его удивления. – Как он здесь оказался, ведь штаб дивизии в десяти километрах южнее?!.»

Шредберг же, в отличие от подчиненного, свое изумление скрывать не стал. Вытаращив глаза и скорчив соответствующую гримасу, командир полка вермахта пару секунд беззвучно шевелил губами, а затем недоуменно произнес:

– Какими судьбами, обер-лейтенант, и что вы тут делаете?

– Отступаю, – лаконично ответил Хаген, уставившись на переносицу Шредберга и вызывая у того ощущение, что ему смотрят прямо в глаза.

– Отступаете? – нахмурившись, переспросил оберст таким тоном, что совершенно невозможно было понять – знает он об атаке русских и проигранном немцами сражении за село, которое покинул с утра, или же нет…

– Так точно, господин оберст! – не отводя взгляда, выпалил Гюнтер и на всякий случай решил пояснить. – Русские танки при поддержке пехоты и мотоциклистов смяли нашу оборону! На стороне противника был многократный численный перевес в живой силе и бронетехнике, и нам пришлось отойти! В настоящий момент у меня в батальоне осталось боеспособных семьдесят шесть человек! Жду ваших приказаний!..

…Конечно, Хаген, мягко выражаясь, лукавил, докладывая о «многократном численном перевесе» советских войск, поскольку сам он в бою, разыгравшемся на сельской окраине, не участвовал, но внутренний голос ему подсказывал, что именно такой ответ является наиболее правильным. К тому же обер-лейтенант не без оснований предполагал, что, скорее всего, и другие его сослуживцы, если они уцелели и смогли избежать русского плена, в своих рапортах сделают особый акцент на чем-то подобном…

– Пока отдыхайте, Хаген, – после некоторой паузы, видимо, что-то прикинув в уме, сказал Шредберг, – только не пропадайте из виду.

– Слушаюсь! – щелкнул каблуками Гюнтер и собрался уже развернуться кругом, однако его жестом остановил человек в камуфляже.

– Одну минуту, обер-лейтенант, – достаточно жестко произнес он и перевел взгляд на Шредберга, – у командира полка есть для вас поручение.

– У меня? Поручение? Но какое? – Шредберг непонимающе вскинул брови. – Будьте добры, объяснитесь, господин унтерштурмфюрер…

«Так этот тип эсэсовец! – мгновенно напрягшись и закаменев лицом, с неприязнью подумал Хаген и машинально сжал зубы, отчего у него на щеках заиграли отчетливо различимые желваки. – То-то его голосок показался мне не очень приятным…»

– Господин оберет, – не обратив никакого внимания на произошедшие с Гюнтером перемены, укоризненно и одновременно надменно проговорил эсэсовский офицер, – я же просил вас при посторонних обращаться ко мне немного иначе…

– Ах да, извините, господин лейтенант Кун! – сделав ударение на воинском звании, льстиво улыбнулся Шредберг. – Забыл, виноват, каюсь!..

…Эти слова командира полка, от которых за километр попахивало неприкрытым раболепием и подхалимажем, покоробили Хагена, причем в той же степени, как перед этим его слух резануло упоминание унтерштурмфюрером насчет посторонних, каковым для эсэсовца, очевидно, чересчур много возомнившего о себе, безусловно, являлся Гюнтер. И обер-лейтенанту захотелось, ну просто до невозможности, высказать вслух парочку «ласковых» фраз в адрес как «господина лейтенанта Куна», так и оберста Шредберга! Однако, хорошо понимая всю тяжесть возможных последствий, которые мог бы повлечь за собой столь опрометчивый шаг, он сдержался и промолчал…

– А про то, что я вам говорил в комендатуре, помните? – слегка выпятив вперед нижнюю челюсть, недобро прищурился офицер войск СС.

– Ну, конечно! – едва ли не радостно воскликнул Шредберг. – Вы сообщили, что наделены особыми полномочиями, предъявили соответствующий документ, а затем потребовали выделить людей, необходимых, во-первых, для разгрузки грузовика, который должен с минуты на минуту подъехать, а во-вторых, для последующего выполнения важного задания, общие черты коего вы мне также обрисовали!

– Совершенно верно! – эсэсовец снисходительно усмехнулся. – Теперь-то вы понимаете, почему я не дал обер-лейтенанту уйти и о каком поручении упомянул?

– А-а-а, – протянул оберет, – значит, вы имели в виду, что…

– Что помимо солдат мне понадобится толковый исполнительный офицер, умеющий не только руководить подчиненными и сражаться во славу Третьего рейха, но и держать язык за зубами! – раздраженно перебил его, очевидно, потерявший терпение Кун. – Именно это я и хотел сказать, господин Шредберг!

– Тогда лучшей кандидатуры, чем обер-лейтенант Хаген, вам не найти! – произнес командир полка. – Он храбр, опытен, дисциплинирован, пользуется непререкаемым авторитетом у подчиненных и всей душой ненавидит русских!..

– Даже так, ненавидит? Отчего же, господин Хаген? – сузившимися зрачками Кун пытливо взглянул на Гюнтера.

– Советские диверсанты тяжело ранили его брата! – судя по интонации, даже не сообщил, а отрапортовал Шредберг.

– Я спрашивал обер-лейтенанта, а не вас, – не отрывая глаз от лица Гюнтера, негромко процедил эсэсовец, – и хотел бы услышать его ответ.

– Все именно так, как сказал господин оберет, – совершив над собой усилие, чтобы не послать Куна куда подальше, ровным голосом проговорил Хаген и солгал…