Максим Бузин - Снайперы. Огонь на поражение [litres]

…На самом деле ненависти к противнику он не испытывал, даже после того, что произошло с его братом, поскольку еще в начале Восточной кампании, будучи неплохо знаком с историей, осознавал, что вряд ли в России гитлеровские оккупационные войска будут встречать цветами и хлебом с солью. Также Гюнтер всегда отдавал себе отчет в том, что на войне любого могут ранить или убить, и внутренне, хотя, конечно, и не на сто процентов, был готов, что подобная участь может постигнуть как Германа, так и его самого.

Да, за брата он переживал сильно, родная кровь все-таки и очень близкий ему человек! Однако в последнее время обер-лейтенанта все чаще стала посещать мысль, что, может быть, Герману, получившему два пулевых ранения и находившемуся сейчас на лечении в госпитале, в определенной степени и повезло! Ведь он выжил, чего нельзя было сказать, например, о майоре Риделе, унтер-офицере Краузе и о многих других немцах, оставшихся навечно лежать в чужой для них русской земле!

Если быть до конца честным, то Гюнтеру эта война порядком уже опротивела. И получи обер-лейтенант сейчас вдруг приказ вместе со своим батальоном отходить без оглядки и остановок до Франкфурта, что на Одере, или Бреслау, то он приступил бы к его исполнению без промедления!

Однако из разговора Куна со Шредбергом Хаген уже догадался, что ему предстоит задержаться в этом городке на неопределенное время, причем явно не для осмотра памятников архитектуры или же иных достопримечательностей, и потому каких-либо иллюзий на сей счет не питал, просто решив положиться на волю Провидения. Впрочем, ничего другого ему и не оставалось…

…Итак, Гюнтер солгал, но об этом знал только он. Что касается Куна, то его подобный ответ вполне устроил, да он иного и не ожидал. В общем, услышав произнесенные обер-лейтенантом слова, эсэсовец одобрительно покачал головой, вновь повернулся к Шредбергу и категоричным тоном заявил:

– Я забираю вашего офицера, господин оберет! Он мне подходит! А вас благодарю за помощь! Дальше мы сами!..

– Хорошо! – как-то уж очень по-стариковски кивнул Шредберг унтерштурмфюреру. – Хаген целиком и полностью в вашем распоряжении! Я только скажу обер-лейтенанту на прощание парочку напутственных фраз, если, конечно, позволите, ведь он неизвестно на сколько останется с вами здесь, а его батальон под моим руководством еще до полуночи покинет данное захолустье…

– Валяйте! – покровительственно махнул рукой Кун и посмотрел на неподвижно стоявшего Гюнтера. – Когда пообщаетесь с господином оберстом, то подберите шесть или семь надежных людей, желательно знакомых с минно-взрывным делом, а лучше всего саперов, и присоединяйтесь ко мне, Хаген! Я буду на противоположной стороне площади!

– Есть! – почти не разжимая губ, произнес Гюнтер.

Унтерштурмфюрер размеренными шагами направился прочь. Шредберг, мгновенно согнав угодливое выражение со своего лица, тотчас же посуровел, расправил плечи и, что-то беззвучно шепча, тяжелым немигающим взглядом вперился ему в спину В свою очередь Хаген поднял глаза на командира полка, наморщил лоб и с некоторым удивлением стал за ним наблюдать, пытаясь, правда, без особого успеха, уяснить для себя причину внезапно произошедших с оберстом довольно разительных перемен и, хотя бы отчасти, разобраться, что же он за человек вообще…

…Возникла некая пауза, длившаяся с минуту, за время которой эсэсовец Кун отошел от застывших на месте офицеров вермахта на приличное расстояние. Затем Шредберг, убедившись, что никого поблизости нет, перевел взор на подчиненного, тяжело вздохнул и с отчетливой грустью промолвил:

– Ничего не поделаешь, Хаген! Иногда приходится прогибаться, изображая гнилого льстеца! Такова наша жизнь!

– Вы о чем, господин оберет? – изобразив, как ему показалось, весьма натурально искреннее недоумение, спросил Гюнтер.

– Не притворяйтесь, обер-лейтенант, по крайней мере, передо мной, не стоит! Такого старого лиса, как я, не проведешь! – с горечью улыбнулся Шредберг. – Вы замечательно поняли, к кому относились слова про гнилого льстеца, но сейчас суть не в них, а в том, что ожидает в будущем вас и ваших людей!..

Оберст умолк и как-то уж слишком сосредоточенно принялся ощупывать ладонью свои гладко выбритые щеки и подбородок, словно от состояния его кожи зависело, что именно он скажет в дальнейшем. Гюнтер, весь обратившийся в слух, сохранял хладнокровие и начальника не торопил, хоть и чувствовал, что в данный момент мог бы позволить себе подобную вольность. Впрочем, командир полка и сам не собирался долго молчать.

– Тут вот какое дело, – опустив руку к бедру, продолжил он, – наш новый знакомый унтерштурмфюрер Кун решил подготовить для русских ловушку, заминировав здание городской бани. Собственно, для этого ему и нужны саперы. У вас таковые имеются?

– Так точно! – вспомнив об унтер-офицере Вилли Кениге, ответил Хаген. – Но только один! Конечно, если необходимо, то я в кратчайшее время разыщу умельцев среди солдат батальона, однако за их квалификацию поручиться не смогу, господин оберст!..

– Не бегите впереди паровоза, обер-лейтенант, и не проявляйте инициативу, ведь самого главного я вам еще не сказал! – перебил его Шредберг, скорчив выразительную гримасу и судорожно сглотнув. – План Куна не заключается в том, чтобы просто разнести на куски эту баню, когда в нее заглянут красноармейцы. Он хочет предварительно загнать в здание местных жителей, в смысле, гражданских, и с помощью ваших умельцев-саперов отправить их затем к праотцам…

– Этот ваш Кун совсем, что ли ополоумел, собравшись уничтожить женщин, детей и стариков?! – гневно вытаращил глаза Гюнтер, молниеносно вскипев и напрочь забыв, что перед ним находится командир полка. – Я боевой офицер, а не палач! Я воюю с солдатами и отказываюсь участвовать в этой гнусной бесчеловечной расправе! Можете отдать меня под трибунал прямо сейчас!..

– Спокойнее, обер-лейтенант, спокойнее! – выставил перед собой ладонь Шредберг и настороженно посмотрел на окна комендатуры. – Ваша позиция мне лично ясна, а другим ее знать абсолютно не обязательно, мало ли что!..

– Еще раз повторяю, господин оберст, я не буду принимать участие в убийстве мирных людей! – уже значительно тише, но чрезвычайно настойчиво произнес Гюнтер. – Это находится за гранью моего понимания!..

– Хорошо, – командир полка согласно кивнул, – а теперь отодвиньте эмоции в сторону и выслушайте меня. Как я уже говорил, Кун обладает особыми полномочиями. Поэтому, если вы, Хаген, и дальше будете упираться, протестовать, то никакого трибунала не будет, поскольку унтерштурмфюрер элементарно вас расстреляет, причем сделает это безотлагательно и с большим удовольствием. Поверьте мне на слово! Поэтому в ваших же интересах исполнять указания Куна и, соответственно, сохранить себе жизнь!..