Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Замаскированное среди кустарника приземистое орудие с длинным стволом и дульным тормозом стреляло на дальность около километра.

Старшина Черняк предусмотрительно объехал стороной подозрительное место, и выстрел не нанёс «скауту» серьёзных повреждений. Но пушка была способна выпускать очередной снаряд каждые пять-шесть секунд — уходить из-под огня требовалось как можно быстрее. Да и вряд ли пушка стояла в одиночку.

Ещё два снаряда, на этот раз осколочные, взорвались, едва коснувшись мёрзлой земли. Немецкие артиллеристы рассчитывали, что близкий разрыв снаряда продырявит капот или повредит колёса. Но механик-водитель знал своё дело, увеличив скорость до семидесяти километров. Бортовой пулемёт «Браунинг» посылал длинные очереди, которые не достигали цели, но сбивали прицел.

— Хотели нас на шармачка взять, — матерился механик-водитель. — А вот хрен вам!

Однако «скаут» оказался вблизи одной из запасных линий обороны, и скорость не могла его спасти. Открыла огонь ещё одна «пятидесятка», из окопа бил длинными очередями пулемёт МГ-34. Тимофей Черняк сумел накрыть его трассой тяжёлых пуль. Пулемёт сорвало со станка и отбросило вместе с унтер-офицером.

Ответный снаряд «пятидесятки» пробил броню десантного отсека и оторвал руку одному из раненых. Веретено раскалённого снаряда прожгло верх капота, двигатель дымил, но продолжал работать, выстилая полосу дыма.

Тимофей Черняк сменил ленту и ударил по брустверу окопа, откуда вели огонь не менее десятка солдат и станковый пулемёт. Пули били по броне, капоту, колёсам — удивительно, что «скаут» продолжал движение.

Тяжело раненый механик-водитель из последних сил давил на педали. Уже не вращалось заднее левое колесо, пахло кровью и горелым металлом.

Снаряд пробил тонкую броню и взорвался в кабине. Погиб механик-водитель и раненый лейтенант, сидевший рядом с ним. Старшину Черняка отбросило в глубину десантного отсека. Горел двигатель, от жара с оглушительным треском взрывались патроны в крупнокалиберной ленте.

Тимофей вместе с Кирой помогли выбраться двоим уцелевшим раненым. Пулемётчик, парень лет двадцати, прикрывал их очередями из бортового браунинга. Пламя ворвалось в отсек, пулемётчик выпрыгнул наружу.

В эти секунды старшина понял, что отказывают ноги, в которые угодило несколько осколков.

— Кира, Петро, бегите! Я с ранеными останусь.

Замятина и пулемётчик медлили. Кира не могла бросить раненых, но и помочь им возможности не было. Минута промедления в бою зачастую становится ценой жизни. Пуля ударила Киру в бок. Прорвавшийся автоматчик бросил гранату. Черняк свалил его выстрелом из пистолета, а Кира, зажимая осколочную рану на лице, доставала из кобуры офицерский вальтер, подаренный ей Андреем Шестаковым.

Андрей и вся её недолгая жизнь, кажется, остались в прошлом. Она ощущала, что рана в бок смертельная, пуля пробила живот. Немцы прекратили огонь, кто-то кричал:

— Бросайте оружие, мы сохраним вам жизнь.

— А вот хрен вам! — запасливый старшина бросил «лимонку» ивставил в ТТ запасную обойму. — Кира, ты как?

— Кончилась Кира, — огрызнулась медсестра, взводя затвор вальтера. — Не видишь, что ли? Последние минуты доживаю.

Молодой пулемётчик тоже бросил гранату и, пригнувшись, побежал прочь. Черняк хотел выстрелить ему в спину — вряд ли парень вырвется. Скорее всего, его возьмут в плен и выбьют все нужные сведения о танковом батальоне.

Но что-то удержало старшину. Своих убивать — последнее дело. Уже темнеет, может, и вырвется парень. По крайней мере, расскажет об их судьбе. Тимофей, не целясь, выпустил обойму в сторону мелькавших касок и сжал в ладонях оставшуюся «лимонку».

В трёх шагах от него, стоя на коленях, всхлипывала Кира Замятина, приставив к виску вальтер. Она не решалась нажать на спуск.

— Придвигайся ко мне, — позвал её Тимофей. — Тут ещё один танкист тяжело раненый. «Лимонки» на троих хватит. В компании веселее…

— Нет, — покачала головой девушка. — Не хочу разорванной на куски лежать.

И, пересиливая страх, крикнула:

— Прощайте, ребята!

Негромко хлопнул выстрел, а через несколько секунд рванула «лимонка». Немцы осторожно приблизились к телам погибших.

— Фанатики, — сказал лейтенант с парабеллумом в руке. — А могли бы жить.

— Они знали, что их ждёт, — угрюмо отозвался пожилой фельдфебель. — Это же солдаты из батальона Снежного Лиса. Им не дали бы спокойно умереть, пока не выбили нужные сведения. А девка красивая. Кажется, она ещё дышит.

— С пулей в башке? — насмешливо толкнул её сапогом лейтенант и отшатнулся от дёрнувшегося в агонии тела.

— Не бойтесь, господин лейтенант, — вынимая из крепко сжатых пальцев вальтер, успокоил его фельдфебель. — Она уже на том свете.

— Надеюсь, в аду, — рассматривая пистолет, сказал лейтенант. — Они все безбожники. А вальтер я заберу себе на память.

Фельдфебель нагнулся и сорвал с шеи девушки простенький серебряный крестик на цепочке.

— Может, и крестик возьмёте… на память. Эта группа убила и ранила больше десятка наших солдат.

— Крестик оставь себе, — буркнул лейтенант.

А молодой пулемётчик всё же сумел уйти. Уже темнело, и он хотел жить. Переходя линию фронта, наткнулся на часового, задушил его и забрал винтовку с патронами.

В штабе дивизии боец рассказал, откуда он и что произошло. Приехали особисты и настойчиво допытывались, попал ли кто из его спутников в плен.

— Все погибли… все! — кричал он. — Идите, проверьте.

У бойца были обморожены пальцы на руках, а голова перевязана свежим бинтом — осколок прошёл вскользь.

— Ладно, пусть отдыхает, — сказал один из особистов. — Кажется, парень не врёт. С боем прорывался, трофейную винтовку добыл, патроны.

Комбат Андрей Шестаков ещё ничего не знал о гибели Киры Замятиной, старшины Тимофея Черняка и раненых, которых пытались эвакуировать в тыл.

Шестнадцать танков штурмового танкового батальона и две зенитно-пулемётные установки спешно двигались в сторону немецкого аэродрома, описывая широкий полукруг. Восемнадцать машин — хорошо заметная цель с воздуха, но батальону помогла изменчивая погода.

Усилился ветер, небо затягивало облаками, а вскоре колонну накрыл мелкий колючий снег, бьющий в лицо. Тяжелее всего приходилось десантникам, которые кутались в полушубки, сжимая варежками скобы на броне, чтобы не свалиться во время резкого толчка.

Двоих сбросило с танков, когда машины встряхивало на суслиных бугорках или замёрзшей колее. Боец поопытнее сумел удачно приземлиться, а снег смягчил удар. Другой десантник не успел прийти в себя и ударился в полудреме о мёрзлую землю, сломав шейные позвонки.