Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

— Ты часы с фрица снял?

— Какие часы! Он там хрипит, умирает.

«Языка» добыть не удалось. Солдат лежал со сломанными ногами возле развороченного капота. Прорвав тёплые брюки, наружу торчала кость. Немец открыл глаза, что-то прошептал. Лейтенант понял, что тот просит помощи.

— Снимай часы и гоним к нашим, — высунулся из люка Панченко.

Фёдор отстегнул ремешок и протянул часы механику.

— Забирай. Сейчас документы поищу, вдруг пригодятся.

— Быстрее… надо к своим возвращаться.

Лейтенант медлил. Документы сунул в карман комбинезона и стоял возле тяжелораненого.

— Чего резину тянешь? Погнали! — торопил его Панченко.

Но с немцем надо было что-то решать. Стрелять — нежелательно, оставлять в живых нельзя. Увидев ножны со штыком на поясе, достал штык и примерился, чтобы ударить.

— Быстрее, — нервничал механик-водитель. — Фрицы кругом.

— Сам и добивай, — крикнул Фёдор и вонзил штык в грудь немцу.

Когда вернулись к своим, Тихонов передал документы комбату Шестакову. Батальон спешно готовился к маршу.

— Жаль, не удалось «языка» взять, — сказал лейтенант. — Крепко мы приложились. Троих фрицев смяли, а четвёртого из пулемёта достал — убегать пытался.

— Занимай своё место в походной колонне, — кивнул комбат, бегло листая документы. — Нормально сработали, теперь уходить срочно надо.

Шестаков был раздосадован, что в начале пути их обнаружили, — немцы наверняка организуют погоню. Но этого следовало ожидать. В степи трудно укрыться, а тут подвернулся тягач.

— Это не разведка была? — крикнул он вслед Тихонову.

— Нет, товарищ комбат. В кузове бензопила лежала, топоры. За дровами ехали.

Первые километров восемь проскочили без происшествий. Затем налетели два мессершмитта. Это были скоростные истребители одной из последних модификаций (серия «Густав»), вооружённые 30-миллиметровой пушкой и крупнокалиберными пулемётами. На внешней подвеске виднелись авиабомбы.

Мессершмитты этой серии были не только эффективны в воздушном бою, но могли нанести и крепкий удар по наземной технике. Пилоты снизились до высоты трёхсот метров и обрушили с пологого пикирования 50-килограммовые авиабомбы.

Главной целью лётчиков люфтваффе было нанести хотя бы небольшие повреждения русским машинам и замедлить ход колонны. Близкое попадание бомбы встряхнуло одну из «тридцатьчетвёрок», разорвало гусеницу и выбило ведущее колесо. Осколками и взрывной волной были тяжело ранены несколько десантников.

В какой-то степени цель атаки была достигнута. Зенитные расчёты не успели среагировать на атаку внезапно появившихся истребителей. Однако, когда «мессеры» пошли на второй заход, навстречу им ударили светящиеся трассы спаренных ДТТТК и крупнокалиберного браунинга бронетранспортёра.

Один самолёт был повреждён, но пушечный и пулемётный огонь с небольшой высоты обошёлся новыми потерями. Один из 20-миллиметровых снарядов пробил крышу «порше», убил водителя и разнёс приборную панель. Машину срочно ремонтировали, место водителя занял один из десантников. Но главной проблемой оставалась срочная эвакуация раненых.

Шесть человек погрузили в бронетранспортёр «скаут». Старшине Тимофею Черняку Шестаков приказал оставаться у крупнокалиберного браунинга.

— Срочно доставь ребят к нашим. Машина скоростная, гони через степь, я на тебя надеюсь.

— Есть, товарищ комбат, — козырнул старшина. — Кто из медработников раненых сопровождать будет?

Андрей Шестаков поглядел на фельдшера Яценко. Он, конечно, более опытный, хоть и от спирта не просыхает. Но отчётливо понимая, что мало кто вернётся из этого обречённого рейда к немецкому аэродрому, кивнул на Киру Замятину.

— Она с тобой поедет.

— Я и на броне смогу. Пусть Игнатьич в тыл катит. Мне…

Прекращая ненужный спор, комбат обнял Киру и первый раз поцеловал её на глазах у всех в губы.

— Раненые за тобой. Тимофей, забирай сержанта Замятину, время не тяни.

— Бросаешь меня, Андрей? — нервно закуривала папиросу Кира. — Ну, прощай.

Потянулась, чтобы ещё раз поцеловать его, но комбат уже шёл к своему танку. На ходу обернулся, махнул ей рукой.

— Все по машинам!

В кабину грузовика «порше» посадили фельдшера Яценко с его объёмистыми санитарными сумками. «Тридцатьчетвёрку», отремонтировать которую не удалось, подожгли, перегрузив боеприпасы на другие танки. Успели слить и горючее, снять пулемёты — во вражеском тылу всё пригодится.

Батальон уходил на запад. Андрею Шестакову было не по себе. Не попрощался как следует с близкой женщиной, оттолкнул её. Вряд ли им суждено встретиться вновь. Его рейд будет дорогой в один конец, а Кира доберётся с ранеными до наших. Хоть какой-то шанс спасти её.

Старшина Тимофей Черняк — мужик опытный и решительный. Бензина у него достаточно, вооружение хорошее, мотор надёжный. Он сумеет проскочить, обходя опасные участки.

Однако на войне у каждого своя судьба. Зачастую безжалостная и своенравная, которая не любит, когда люди загадывают наперёд.

Бронетранспортёр благополучно обошёл пост на перекрёстке дорог. Вовремя ушёл в сторону, избежав столкновения с немецким танковым взводом, осторожно миновал минное поле. Сильный степной ветер сдул снег с пригорка, и старшина разглядел кругляши массивных противотанковых мин.

Метров двести шагал впереди «скаута», осторожно вороша щупом островки снега, а машина двигалась по его следам. Когда миновали смертельно опасный квадрат, взмокший от напряжения Черняк сбросил бушлат, расстегнул гимнастёрку и жадно глотал холодную воду.

— Может, спирта, Тимофей? — предложила Кира Замятина.

— Хлебнул бы, но выжить хочется. Мне сейчас ясная голова нужна.

Умер один из тяжелораненых. Его выгрузили в снег, слегка прикопали.

— Лежи, браток, здесь, не обессудь. «Скаут» наш перегружен, а нам ещё линию фронта перескочить надо.

Тимофей снова сел на своё место у крупнокалиберного браунинга и махнул механику-водителю:

— Двигай помалу.

Повернувшись ко второму пулемётчику, сидевшему за бортовым браунингом обычного калибра, сказал ему:

— Ты молодой, глаза острые, смотри в оба. Бог нам не простит, если раненых и нашу красивую медсестру до своих не довезём.

— Тимофей, у тебя дети, жена есть? — спросила Кира.

— А как же! И жена, и двое сыновей, дочке уже шестнадцать годков. Мне до свадьбы дожить надо да мальцов поднимать.

— И у меня трое, — отозвался один из раненых. — У нас в деревне рано женятся. Сыну два года, а дочки-близняшки без меня родились.

— Рано — это хорошо, — одобрил Тимофей. — В России сплошные войны да революции. Род надо продолжать.

Сильный удар встряхнул «скаут», а следом донёсся звук орудийного выстрела. Двухкилограммовый бронебойный снаряд 50-миллиметровой противотанковой пушки пробил насквозь корпус «скаута» через оба борта.