Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

В котелках кипятили воду для чая, на углях подогревали консервы и мёрзлый хлеб. Пока это был наш тыл, опасность подстерегала только с воздуха. Шестаков запретил всякое хождение, а вскоре приказал погасить костры.

— Задубели мы тут, — жаловался фельдшер Яценко. — Спиртику бы граммов по пятьдесят.

— Ты, Игнатьич, все сто уже хватил, — внимательно оглядел его капитан Калугин и подозвал медсестру Киру Замятину. — Кира, спирт пусть под твоим надзором хранится. Яценко свою дозу принял, ему ни грамма.

— В Сталинграде бои всё идут, а мы куда-то в другую сторону двигаемся, — меняя тему, рассуждал фельдшер. — Под Ростов, что ли, перебрасывают?

— Тебе не всё равно? — обрезала его сержант Замятина. — В атаку ты не ходишь, куда надо, туда и повезут. Наган хоть перед дорогой почистил? Вдруг стрелять придётся?

— Стрельну, если надо.

Общаясь с комбатом, Кира имела информации побольше, но лишнего никогда не болтала.

У Фёдора Тихонова и его механика-водителя Игната Панченко шёл свой разговор. Оба сидели в прогретом танке, и старший сержант рассуждал, что ничего хорошего ждать не приходится.

— Снарядами запаслись, как на штурм Берлина. И к пулемёту восемнадцать дисков, не считая цинка на пятьсот патронов. Серьёзная драка предстоит, чую. А мы идём в бой и не знаем, куда.

Он рассчитывал разговорить командира танка лейтенанта Тихонова, узнать, какое задание получил батальон, но тот больше отмалчивался. Прикрыв глаза, вспоминал свою первую любовь Катю.

— Катьку вспоминаешь? — догадался механик Панченко.

— Вспоминаю. Жив буду, вернусь в её хуторок. Может, женюсь.

— Старая она для тебя, и двое детей на шее.

— Мальчишки у ней хорошие.

— Тебе своего родить надо. Да и муж у Катьки без вести пропавший. Вдруг вернётся?

— Не вернётся, — покачал головой лейтенант. — Летом сорок первого пропал, а чудес на свете не бывает.

— А если в плен угодил? Ты к Катьке приезжаешь, а через месяц законный муж.

— Игнат, тебе не надоело наши отношения ворошить? Войне конца-краю не видать, лучше не загадывать.

— Во, правильно! Найдёшь молодую деваху, ты парень видный. Кстати, не знаешь, куда мы направляемся?

— Не знаю, — буркнул Фёдор.

Загремел, открываясь, башенный люк. К приятелям заглянул рыжий лейтенант Вася Будник.

— Пустите погреться.

— Лезь, если поместимся.

Будника тоже интересовало, куда идёт батальон. Фёдор шёл во главе колонны, может, ему известно больше.

— Ты теперь у комбата на заметке, — ревниво рассуждал Будник. — Не сегодня-завтра командиром взвода поставит. Не слышал, что за задание Шестаков получил?

— Когда надо — скажут.

— Чего выделываешься, Федька? Если знаешь, поделись с товарищами.

— Знаю, что воевать будем, — отмахнулся Тихонов. — А своими планами комбат со мной не делится.

— Ты, Васька, к нему не приставай, — посоветовал Игнат Панченко. — Фёдор разлуку с Катькой никак пережить не может.

— Вот трагедия! Первый раз бабу попробовал и от любви чахнет.

— Слушай, рыжий, я ведь тебя сейчас из люка выкину. Молоко на губах не обсохло, а лезет рассуждать.

— Ладно, не обижайся, Федя. Мы же по-дружески шутим.

— Найди другую тему.

— Всё, всё! Молчу.

Ночью пересекли линию фронта. Место было определено заранее, и переход прошёл благополучно. Немцы ещё не возвели в этом месте сплошную полосу обороны. Кроме того, танковый батальон сопровождали сапёры. Их командир, старший лейтенант, пожал на прощание Шестакову руку.

— Удачи, комбат. Мы своё дело сделали, а дальше немецкий тыл. Сам знаешь, что это такое.

До рассвета двигались на скорости с включёнными синими фарами. Шли напрямую через степь, рискуя влететь на минное поле или столкнуться с немецким заслоном. Колонну вели двое бойцов из местных жителей, которые заняли свои места на головной машине ночью, при переходе линий фронта.

Когда стал рассеиваться утренний туман, танки рассредоточились в перелеске. Шестаков собрал командиров и объявил цель рейда. Предстояло уничтожить аэродром, с которого самолёты люфтваффе наносили регулярные удары по штурмующим Сталинград советским войскам.

— Аэродром расположен примерно в пятидесяти километрах от места, где мы сейчас находимся, — показывал на карте направление капитан Шестаков. — Но учитывая, что на войне по прямой не ходят, будем считать, что нам придётся пройти километров семьдесят, а может, и больше.

Комбат сделал небольшую паузу. Командиры молчали. Практически для всех задание уничтожить аэродром было неожиданным. Да ещё расположенный в степи, где батальон засекут с воздуха, наверняка, уже в первый день.

— А что, авиации для этого дела у нас нет? — не выдержал командир роты Савелий Голиков.

— Буду говорить откровенно, — продолжал Шестаков. — Штурм окружённой группировки Паулюса затягивается. Внутри кольца гораздо больше немецких войск, чем предполагалось. Они всё ещё надеются на помощь извне и дерутся отчаянно. У нашей авиации хватает своих задач, поэтому мы и получили такое задание.

Комбат Шестаков говорил, как всегда, чётко, по делу. Он хорошо понимал, насколько рискованна задача прорваться по вражеским тылам к аэродрому, уничтожить находившиеся там самолёты и суметь вывести батальон, если будет что выводить.

— Как насчёт зенитной защиты аэродрома? — спросил кто-то из командиров.

— Батарея 37-миллиметровых автоматов и крупнокалиберные пулемёты. Точных сведений нет, но главная проблема для нас — выйти к объекту, не ввязываясь в бой.

— Много там авиации сосредоточено? — подал голос старшина Тимофей Черняк.

— По данным воздушной разведки, десятка два пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс-87» ипримерно столько же мессершмиттов. Несколько транспортных «Юнкерсов-52», ну и пара-тройка разведывательных фокке-вульфов. В общем, авиационный полк смешанного состава, способный наносить штурмовые удары и противостоять нашим самолётам.

Большинство офицеров слушали своего комбата, не выражая никаких эмоций. Получен приказ, и его надо выполнять. Но, будучи достаточно проницательным, капитан Шестаков видел, что командиры постарше переглядываются, отчётливо понимая, что хорошего ждать не приходится.

Вряд ли танки сумеют добраться до аэродрома незамеченными. Немцы умеют охранять свой тыл, а двигаться скрытно не позволяет голая степь. Отвечая на невысказанный вопрос, Шестаков добавил:

— До темноты будем находиться в лесу. В течение ночи постараемся преодолеть основную часть пути и выйти для броска к аэродрому. Совещание закончено. Всем по местам, никакого хождения, костры жечь запрещено. Капитану Калугину совместно с Павлом Мельником выставить посты. Напомнить людям, что мы в немецком тылу. Любое ротозейство может дорого обойтись.