Владимир Першанин - Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Трёхдюймовая, светящаяся от жара болванка врезалась в тополь в трёх метрах от самоходки. Промёрзшее насквозь дерево взорвалось от удара раскалённого снаряда, летящего со скоростью семьсот метров в секунду. Обломок твёрдой, как камень, древесины ударил в борт открытой с кормы рубки. Смял тонкую броню и отбросил ефрейтора-заряжающего со сломанными рёбрами.

«Мардер» спешно уходил от очередного русского снаряда — лёгкая самоходка имела возможность быстро лавировать. Среди отстрелянных гильз ворочался смертельно раненый ефрейтор, изо рта текла кровь.

Фельдфебель поймал тоскливый взгляд обречённого камрада и приказал увеличить скорость. Он не был трусом, но понимал, что упустил свой шанс подбить русский танк первыми выстрелами, а затянувшийся поединок его машина наверняка проиграет.

Для шеститонной самоходки мог стать смертельным даже близкий разрыв осколочно-фугасного снаряда. Заряжающий лежал со сломанными рёбрами, а наводчик, продолжая цепляться за рукоятки наводки, смотрел на разорванную броню и напряжённо ожидал очередного выстрела «тридцатьчетвёрки».

В горячке экипаж Т-34 едва успел заметить расчёт станкового пулемёта. Будник выпустил снаряд по самоходке и хлестнул длинной очередью по брустверу окопа, где стоял скорострельный МГ-42. Унтер-офицер был убит, а двое солдат из расчёта бросились на дно окопа. Это их не спасло. Механик-водитель вёл машину прямо на окоп. Крутнулся на месте, сминая бруствер и обваливая стенки.

Когда, стреляя сизыми выхлопами дыма, «тридцатьчетвёрка» двинулась дальше, из месива глинистой земли и снега тщетно попытался выползти пулемётчик. Единственный оставшийся в живых.

Но сломанные ноги отдавались во всём теле мучительной болью.

— Хильфе… помогите, — звал он на помощь слабеющим голосом.

Он неплохо поработал на Дону своим скорострельным МГ-42, когда отбивал бессмысленные контратаки русских солдат, подпускал их поближе и выкашивал длинными очередями. Многие были убиты наповал, другие лежали с перебитыми, вывернутыми ногами, тоже звали на помощь, но сухая земля быстро впитывала их кровь.

Это было время побед, обильной жратвы. Офицеры смотрели сквозь пальцы, когда они тащили в кусты русских девок, и некоторые были моложе его дочерей-школьниц. Господи, неужели это конец?

На ветку тополя уселась ворона и внимательно наблюдала за ним. Она знала, что человек скоро умрёт, и тогда будет еда. Пулемётчик с ненавистью смотрел на птицу, затем кое-как достал из кобуры пистолет. Ворона перелетела на другое дерево, а немец вспомнил про увесистую сумку с трофеями, хранившуюся в каптёрке. Рулон хорошей кожи, женский воротник из чернобурки, серебряные ложки, расшитая меховая безрукавка.

Возможно, его успеют спасти. Ведь позиции роты не так и далеко. Но чужая холодная земля неумолимо забирала остатки жизни. Ноги уже не болели, а две или три вороны нетерпеливо расхаживали по снегу в нескольких шагах от него. Отпугнуть их сил не хватало.

Лейтенант Будник, выскочив на дорогу, выпустил ещё два снаряда, надеясь достать самоходку, но промахнулся. Механик-водитель остановил машину и, встав на броню, огляделся по сторонам. Наступившая тишина его настораживала. Сержант посоветовал Буднику:

— Давай заканчивать разведку, пока нас здесь не прикончили. От самолёта увернулись, самоходка прямо в лоб снаряд вкатила. Будь калибр побольше, горели бы мы синим пламенем. Башнёр, вон, в себя никак не придёт, контузило парня. Да и десантников подобрать надо.

Когда грузили тело погибшего командира десанта, кто-то из его товарищей, не скрывая досады, сказал:

— Ни за хрен парень погиб. Самоходка — мелкота, посмотреть не на что, а едва всех не угробила.

— Зевнули, вот и нарвались!

Подковырка была направлена явно в адрес Будника.

Шестаков, выслушав результаты разведки, только покачал головой. Ругать энергичного лейтенанта было вроде не за что. Василий Будник задание выполнил, сделал приличный крюк и в целом выяснил обстановку. Хотя и увлёкся…

— Ладно, отдыхайте, — сказал Шестаков.

А механик-водитель и заряжающий, вернувшийся из санчасти, докуривая после ужина свои цигарки, дружно обругали рыжего лейтенанта.

— Послал нам бог слишком резвого командира. С таким раз плюнуть пропадёшь. Напролом лезет. Надо поговорить с ним, чтобы о людях думал.

— Завтра поговорим, — сказал стрелок-радист. — Он ещё от разведки не отошёл, да и хватил хорошо за ужином. Не поймёт.

Но высказал лейтенанту что надо командир десантной роты Павел Мельник.

— Ты, рыжий, мне сержанта погубил и отделение едва в снегу не оставил. Думай башкой, когда командуешь.

Хотя Будник был выпивши, но спорить со старшим лейтенантом не посмел. Павел пользовался в батальоне авторитетом, решения принимал взвешенные, с ним считался комбат и всегда приглашал на совещания.

— Понял, чего там, — шмыгнул носом Василий. — Буду осторожнее. А самоходку я подковал и пулемётный расчёт прикончил.

— Иди спать, — окончательно разозлился Мельник, — пока меня из терпения не вывел. Герой сраный!

Фёдор Тихонов, командир лёгкого танка Т-70, за решительные действия в бою под полустанком также был повышен в звании — получил «лейтенанта». Ему вместе с механиком приходилось труднее других. Экипаж всего два человека, а морозными ночами приходилось по очереди поддерживать небольшой костёр, чтобы не застывало масло.

Комбат Шестаков, увидев утром, как возвращается в дом закопчённый усталый лейтенант, оглядел его и спросил:

— Ты что, всю ночь на морозе под танком сидел?

— Почему всю ночь? Мы по очереди с механиком-водителем дежурим. Ему тоже отдыхать надо.

Капитан оглядел стоптанные, но аккуратно подшитые валенки, прожжённый полушубок и достал папиросы.

— Закуривай, Фёдор.

— Спасибо, товарищ комбат, не откажусь. От махорки во рту горчит.

Андрею Шестакову нравился этот обстоятельный, находчивый в бою сельский парень. Он уже принял решение после рейда (если выйдут живыми) пересадить Тихонова на «тридцатьчетвёрку».

— Как же ты сумел немецкую «штугу» подбить?

— А я стреляю хорошо, — без всякой рисовки, просто ответил лейтенант. — С отцом охотничал с четырнадцати лет, из берданки зайца на полста шагов укладывал.

— Так ты «зайчатник»?

— Не только. Кабанов выслеживал, но это уже с «тулкой» шестнадцатого калибра. Берданка слабовата.

— А твоя «сорокапятка» против немецкой самоходки не слабовата?

— Если с умом действовать, то нормально. Абы куда я не бью, а цель без спешки выбираю. Самоходка из засады опасна, — жестикулируя, объяснял Федя Тихонов. — Высота два метра, не сразу и разглядишь. Но и мой танк не выше ростом и втрое по массе легче. Можно лавировать, на дурака в лоб не лезть. Стараюсь в борт ударить, в верхнюю часть гусениц. Но борт у «штуги» скошенный, желательно в нужное место попасть, иначе рикошетят снаряды.