Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

Грудзиньский приблизился к амбразуре; там, за каналом, ствол орудия какое-то время медленно опускался, а потом, застыв, выбросил сноп огня. В нарастающем гуле Грудзиньский и Домонь даже не расслышали разрыва снаряда. Грудзиньский успокаивающе похлопал Домоня по плечу.

— Больше выдержки, Владек. Рано открывать огонь, они не видят нас и палят по другой цели. Вот ринутся вперед их солдаты, тогда мы и начнем косить.

Словно желая удостовериться, есть ли кому «косить» немцев, Грудзиньский оглядел помещение вартовни. У всех четырех амбразур стояли его солдаты, ожидая приказа. Вторая вартовня находилась в полной готовности к открытию огня.

Разрывы первых снарядов не разбудили старшего сержанта Леонарда Пётровского. Он вскочил с койки лишь по сигналу тревоги. Поспешно оделся, сорвал с гвоздя ключ от гаража и выбежал из помещения. За порогом на миг приостановился; снаряды рвались позади второй вартовни и в районе казарм. Причем падали по четыре сразу, и разрывы сливались в один протяжный, оглушающий грохот. Правда, еще ни один снаряд не попал в казармы, даже не разорвался вблизи их, но это могло произойти в любую секунду.

Прикинув на глаз расстояние до соседнего здания, Пётровский сделал глубокий вдох и бросился вперед. Бежал он длинными прыжками, пытаясь скорее преодолеть опасную зону. Едва он обогнул угол здания, как новые разрывы накрыли западную часть казарменного двора. Прислонившись на какой-то миг к стене, старший сержант перевел дыхание, а потом, уже значительно спокойнее, побежал в сторону гаража, где стояла старая полевая пушка.

Капрал Грабовский вместе с солдатами своего расчета был уже у гаража. Он делал нетерпеливые знаки старшему оружейнику. Пётровский с одобрением отметил про себя, что артиллеристы быстро поднялись по тревоге и прибыли к месту сбора.

— Пан сержант, быстрее! — закричал Грабовский, стоявший уже наготове у двери.

Как только Пётровский отомкнул гараж, капрал первым влетел внутрь помещения. Похлопав ладонью по стволу пушки, он тут же скомандовал:

— Ну-ка, навались, ребята! Поехали!

Солдаты молниеносно выкатили пушку из гаража. Но не успели пройти и двадцати метров, как откуда-то сбоку по ним ударили пулеметные очереди. Все мигом припали к земле, но все же, передвигаясь ползком, развернули пушку в ту сторону, откуда доносилась стрельба. Пули защелкали теперь по стальному щиту орудия. Укрываясь за этой бронированной плитой, солдаты быстро стали толкать пушку между деревьями. Передвигаться под защитой толстых стволов стало гораздо безопаснее, однако тащить пушку приходилось с огромным трудом: земля была мягкая, колеса то и дело натыкались на выступавшие поверх грунта корни, на многочисленные пни. Выбора, однако, не было. Единственная дорога, по которой расчет Грабовского обычно добирался до своей огневой позиции, находилась теперь под интенсивным артиллерийским и пулеметным огнем, на многих ее участках, вздымая фонтаны гравия, рвались снаряды. Между деревьями тоже иногда оглушительно бухало и свистели пули, но здесь люди обращали на все это меньше внимания; они были целиком поглощены своим нелегким делом: надо было выручать пушку, когда она утопала в мягких подушках из толстого слоя иголок и мха или натыкалась на корни. В такие моменты солдаты дружно хватались за колеса, тянули за спицы. Сгибаясь от натуги, обливаясь потом, метр за метром они перетаскивали эти почти тысячу сто пятьдесят килограммов груза. Наконец Грабовский объявил короткую передышку.

— Черт бы побрал эту дрянную пушчонку, никак ее не дотащим, — выругался кто-то из солдат, тяжело падая на землю.

Однако пушку дотащили, хотя на последних ста метрах буквально выбились из сил. Когда наконец артиллеристы выкатили ее из леса на открытое место, они были вынуждены снова передвигаться ползком. К счастью, огневая позиция находилась рядом, всего в десяти — пятнадцати метрах. Теперь буквально рукой было подать до хорошо утрамбованного полукруга земляного вала, внутри которого была оборудована площадка для орудия. По левую сторону капонира, ближе к лесу, находился блиндаж для орудийного расчета, а по правую — склад боеприпасов, сбитый из толстых бревен и покрытый жестью. По бокам склад был обложен плитами дерна, а сверху на него накинули маскировочную сетку и набросали березовые ветки и сучья.

Капрал Грабовский задумчиво смотрел на дело своих рук. Все здесь им старательно вымерено и рассчитано; по его указанию солдаты даже обрезали кроны ближних деревьев в секторе обстрела.

Когда противник перенес пулеметный огонь несколько дальше, Грабовский скомандовал:

— Все разом, взяли! — и первым сдвинул тяжелый сошник.

Упершись ногами в рыхлый песок, солдаты поднатужились, и колеса двинулись. Через две минуты пушку вкатили в капонир, установили на площадке и подложили под колеса клинья. Грабовский быстро снял с замка защитный колпак, заряжающий протер банником ствол. Два солдата тем временем доставляли со склада боеприпасы.

Капрал Грабовский зашел в блиндаж, чтобы доложить да командный пункт о готовности своего орудийного расчета к бою.

После разрыва двух первых снарядов все остолбенели. Капрал Кубицкий, собиравшийся было закурить, так и застыл о приподнятой рукой, не успев донести горящую спичку к концу папиросы.

— Пан плютоновый, они начали, — раздался чей-то голос.

Будер кивнул.

— Да, это стреляет «Шлезвиг», — уточнил он. — Бьет из самых тяжелых орудий.

— Значит, уже война? — спросил тот же голос.

Будер повернулся. У двери стояли Земба и Венцкович, собиравшиеся перед этим к выходу на патрулирование. В глубине помещения вартовни сидело еще четверо солдат. Все вопросительно смотрели на командира.

— Война, ребята, — подтвердил Будер.

Никто из присутствующих не шевельнулся, никто не промолвил ни слова. Какой-то миг все смотрели широко открытыми глазами друг на друга, прислушиваясь к нараставшему гулу все чаще рвавшихся тяжелых снарядов. Только после того, как на телефонном коммутаторе вспыхнула красная лампочка и раздался звучный и резкий сигнал тревоги, Будер громко скомандовал:

— Все по местам!

Каждый хорошо знал свое место. Капрал Кубицкий и рядовой Боровец мигом подскочили к восточной амбразуре, выходящей на лес и выездные ворота; Земба и Венцкович принялись открывать щит северной амбразуры, а стрелок Свиркоч прилаживал пулемет в южной амбразуре, имевшей сектор обстрела в направлении портового канала и поста «Паром».

— Снаряды уже рвутся неподалеку от нас, в лесу! — доложил Кубицкий.

Плютоновый Будер подошел к узкому проему амбразуры и выглянул наружу; в просеках, которые специально прорубили, чтобы расчистить подходы к вартовне и улучшить обзор, он заметил красные вспышки огня.