Игорь Николаев - Линия фронта

Стрелковый полк, в котором он кашеварил, не выходил из боев, и Константин, предоставленный самому себе, наблюдал события с тыльной стороны: его суждения о боях во многом формировались под воздействием уныло бредущих в поисках лазарета раненых. Те, случалось, со злостью «просвещали» кашевара, иные подсознательно, а кто и с умыслом сгущали краски. Константин ловил каждое слово, в душе завидовал геройству товарищей и презирал свою должность. А тут еще появилась выпивка. Константин разживался водкой все чаще, и, естественно, в общий котел попадало не все, что выдавал старшина. Отношения с товарищами у него испортились окончательно. А однажды рота прождала кухню весь день, нашли ее вечером вдали от позиций и едва растормошили под колесом кашевара.

— Ты что? — вскипел ротный.

— Катавасия… — Константин недовольно протирал заспанные глаза.

— Люди голодные, а ты тут дрыхнешь, разгильдяй!

Но тут заметил, что повар хмельной. Лейтенант побледнел:

— Тебя мало отдать в штрафники!

На счастье Костика, лейтенанта срочно вызвали. Тут протрезвевший Костик сообразил, в какую влип историю. До темноты он возился с продуктами, а дождавшись ночи, бросил кухню на обочине и нырнул в кусты…

Прошло с полчаса, прежде чем стеклись бойцы на майдан, к пушечке. Бойко с Евгением приткнулись на лафете. Возле них стоял Костик.

— Комсомолец? — допытывался Бойко.

— Вообще говоря…

— Билет где?

Константин заикался и мямлил, не мог он признаться, что выбросил билет. Точнее — сунул под пласт дерна в поле. Тогда он в самом деле думал, что вернется, заберет…

— Потерял… Чистая правда… — Константин интуитивно чувствовал, что комиссар не верит ему ни на грош. Понимая, что нельзя вот так вдруг взять и уйти, что обстоятельства вынуждают его оставаться с этими людьми, он хотел даже прихвастнуть побегом из плена, но побоялся, что ему вовсе перестанут верить.

— Оружие?

— Что вы хотите! Я повар. — Он поглядел на комиссара ясными глазами и, как бы оправдываясь, добавил: — Разбили нас. А, что там! Москву и то…

— Что — Москву? — встрепенулся Бойко.

— Известно что… А ротный — все ему не так…

— Постой, какой ротный?

— Бывший мой. Женька, ты меня знаешь. Скажи!

Евгений не представлял, что тут сказать. Он действительно знал братца, помнил его детские грешки и видел, что тот несет сплошную гиль. Но представить его в роли дезертира тоже не мог: воспоминания детства играли роль защитного барьера, через который трудно было сейчас переступить. В детстве не все их затеи кончались гладко. Евгений припомнил мамины слезы и бесконечные поучения Владимира Богдановича — все больше по пустякам, за словечко жаргонное или первую папиросу… Но неуемная предприимчивость Костика однажды довела их до беды…

Все началось вечером. После школы со смехом и шутками прошли они целой оравой мимо гастронома. В витринах виднелись круги колбасы, бутылки, конфеты, из раскрытых дверей доносились вкусные запахи.

— За мной, бгажка! — как бы шутя скомандовал Костик.

В магазине было сумрачно и душно. Костик прошмыгнул в темноватый угол. Вблизи прилавка стоял открытый ящик.

— Печенье… — сказал Костик и повернул за плечи Женю. — Стань так.

Женя оказался спиной к Костику и к печенью. Рядом стояли мальчики тесной стенкой. Женя чувствовал на затылке жаркое дыхание Костика и хотел обернуться, но что-то держало его, он понимал, что нельзя шевелиться и сходить с места. Мучительно тянулись секунды…

— Пошли, — неожиданно шепнул Костик.

— Купил? — глупо спросил Женя, хотя уже понял, что произошло…

Он прислонился к холодному простенку и прикрыл глава. А на следующий день Женя томился в директорском кабинете.

— Как же так? — поглаживая лысину, повторял директор одну и ту же фразу. — Как же так? Молчишь как памятник… Кто был с тобой?

— Не знаю… — Женя вздохнул.

— А кто зачинщик?

— Я!

Директор долго молчал, потом сказал:

— Иди. Я разберусь…

После такого признания Женя не колеблясь принял предложение Костика — бежать в матросы. Бежать решили через день: нужно было достать карту, компас, ножи, спички и хоть немного денег.

Назавтра Женя привел Костика к себе. Они сразу направились к письменному столу. Ящик, как и говорил Женя, оказался на запоре: в нем мама держала какие-то служебные взносы. Покрутившись возле замка, Костик предложил поднять крышку стола. Женя принес топор, и вскоре операция была завершена. Денег в казне набралось одиннадцать целковых, и этого, по расчетам путешественников, было достаточно.

— Заработаешь — пришлешь… — успокаивал Костик.

У Жени дрожали руки. Он с грустью думал, что уже никогда не вернется в родной дом.

До позднего вечера болтались беглецы на вокзале, а в темноте, высмотрев открытый товарный вагон, забрались в него. Состав тронулся ночью, в вагоне было холодно. Они лежали на полу и тихонько разговаривали.

— В Одессе на когабль, юнгами, — храбрился Костик. Но сонных беглецов сняли на другую ночь, кончилась голубая мечта…

Днепровский туман затопил прибрежные кручи. Евгений с Сашкой-парикмахером шарили в орешнике, выискивали на склоне стежку. Над их головами таился невидимый в ночи фронтовой Киев.

— Ил… шурфы, чтоб рельсы не заплывали, — шепотом пояснял Евгений. Он с детства знал здесь все ходы и выходы. Да и Сашка, случалось, забредал в эти края, хотя жил подальше от реки.

Из-под ног у них посыпалось, они присели. Было холодно, под одежду заползала клейкая сырость. Евгений прислушался, тронул локтем товарища.

Разведка… И кому, как не Евгению с Сашкой-Патом, было пойти: оба местные. У кого-то из них могли остаться в городе родственники или знакомые, значит, обеспечена «явка».

И Евгений и Сашка смутно представляли себе общую обстановку на фронте и положение в городе. Откуда им было знать, что на центральном и северном участках огромного, почти в три тысячи километров, фронта она несколько стабилизировалась. К концу августа активные действия Западного фронта даже заставили противника создать у Ярцева оборону; немцев отбросили в районе Духовщины и ликвидировали ельнинский выступ; затихло Смоленское сражение, и гитлеровцев вынудили отказаться от немедленного наступления на Москву; на севере стойко защищался осажденный Ленинград, на крайнем юге упорно сражалась Одесса. И лишь войска Юго-Западного фронта, охватив Киев громадной дугой, все еще пятились на восток. В этих условиях резервы Южного фронта нанесли из района Умани контрудар, что позволило командованию вывести армии правого крыла фронта из-под угрозы окружения.

В беспрерывных и сложных перегруппировках резервные части перемешались. Одни из них продолжали бои в составе отходящих на юг, к Первомайску, войск; другие же, потеряв связь с высшими штабами, пробивались на север и утюжили тылы и коммуникации немецких мехкорпусов. В этом потоке вместе со всеми двигался взвод Евгения. В двадцатых числах сентября, когда саперы добрались до Киева, уже отгремели семьдесят дней обороны на Ирпене, отошли за Днепр основные силы Юго-Западного фронта, танки Гудериана и Клейста соединились у Лохвицы. Дольше других продолжала бои за столицу Украины 37-я армия, но и ее дивизии оставили Киев пятнадцатого числа.