Игорь Николаев - Линия фронта

Генерал протянул через плечо руку, с заднего сиденья адъютант подал ему карту, он развернул склейку на коленях. По сути, события развивались, как и следовало ждать, — дивизии первого эшелона продвигались в хорошем темпе. Все шло по плану, далее занесенный немцами на фланге танковый кулак не являлся особой неожиданностью: о непосредственном выдвижении вражеских танков летчики донесли еще с утра. Генерал с удовольствием подумал о летчиках, которые сейчас уже определенно бомбили немецкую колонну.

Генерал взвесил и положение соседей. Впрочем, ничего нового для себя он не извлек: правофланговая армия продвигалась на одной линии с его дивизиями, а вот сосед слева отстал, на стыке образовался разрыв, и открытый фланг не ускользнул от внимания немецкого командования. Как следствие — туда нацелилась контратакующая группировка противника, и это не только отвлечет силы, считал генерал, но и может снизить темп наступления. Командир левофланговой дивизии и так уже оглядывается: «По тылам бы не резанули!..»

Генерал Колосов вздохнул, но ни адъютант, ни шофер не приметили ни малейших колебаний, сомнений на его всегда спокойном лице. Между тем сомнения у него были, хотя все четыре фронта, наступающие в Белоруссии, прорвали оборону противника на шести участках, окружили и разгромили витебскую и бобруйскую группировки противника, нанесли ему серьезный урон в районах Орши и Могилева, заставили поспешно отступать на всем фронте от Западной Двины до Припяти. Противник начал отводить войска за Березину. И однако… контратака! На фоне всей громадной по масштабам операции «Багратион» это был лишь эпизод, но для армейской операции удар свежей панцирной дивизии, да еще по открытому флангу, мог быть достаточно ощутим.

Нависшая на фланге угроза отчетливо проявилась еще утром, и командарм тогда же решил: отразить контратаку с места. Это было удобно: почти по самому флангу, сливаясь с разгранлинией, вился болотистый ручей. Обойти этот рубеж немецкие танки не могли. Да и не хотелось командарму затевать на фланге встречный бой, отвлекать с главного направления значительные силы, растаскивать преждевременно второй эшелон. Особенно после недавнего разговора с Москвой.

— У вас наметился успех, товарищ Колосов… — послышался негромкий голос в трубке.

— Да, товарищ Сталин.

— Товарищ Василевский предложил вводить на вашем участке танковую армию. Мы с этим согласились…

Фронтовые подвижные соединения ушли вперед, их передовые отряды опередили общевойсковые армии на добрые полсотни километров, и в этих условиях Колосов должен надежно блокировать, не оставлять свободы действий рассеченным и разрозненным войскам противника. Но если сейчас бросить на разгром контратакующей немецкой дивизии значительные силы, темп армейской операции неизбежно снизится…

Колосов знал, что кардинально изменить решение перед самым началом боя — дело нереальное, если бы даже хотел: части уже выдвигались на указанные рубежи, приняли боевые построения, наладили взаимодействие, и ломать все это поздно… Знал это Колосов, но сомнения донимали его. Он оторвался от карты, прикрыл глаза; после бессонной ночи ему нужен был хоть короткий, на несколько минут, отдых. Он не мог бы определить, сколько времени ехал он в полудреме, скорее всего, несколько мгновений, но ясно услышал очередь, почувствовал, как «виллис» дернуло и он завихлял по дороге. Колосов тревожно открыл глаза, понял, что охранного броневичка нет, он скрылся где-то за поворотом…

Бил по машине генерала Колосова каратель по кличке Прокурор, толстый, с бельмом на глазу детина. Возле него таились Вадим и Константин.

— По колесам!.. — советовал Вадим.

— Я и так… эх, на скору руку, без суда и следствия… — ерничал Прокурор.

Все же из-за куста они вышли, когда машина уже замерла на обочине, впереди переваливался Прокурор.

— Без суда и следствия… — со смешком повторил он. — Начальники, мать вашу за ногу…

У машины откинулась задняя дверца, оттуда грохнул пистолет, но в ту же секунду Прокурор полоснул очередью. В лесу отдалось эхо, и все стихло.

Костик стоял сбоку, наблюдал, как дрожало бельмо да правом, незакрытом глазу Прокурора.

«Сволочь! — подумал о нем Константин, едва сдерживая раздражение. — И Вадька… оба сволочи…»

К подбитой машине они не пошли, потому что на дороге замаячил неосмотрительно проскочивший вперед броневичок; они перемахнули открытое пространство и скрылись в лесу. Константин бежал за Вадимом, страха он не ощущал, его занимало другое: куда и зачем они спешат? Куда он спешит?..

Вокруг стелился густой подлесок, под логами чавкало, Константин понимал, что броневичок не мог их преследовать, но убегал от места злодеяния, не замечая, как хлещут по лицу ветки, как трещит на нем одежда и шлепает по ляжке длинный, привешенный к поясу тесак. Константин злился на себя и на немцев, на Прокурора я Вадима, на всех…

За покушение на крупного начальника Вадим и Прокурор получили от командира отряда зондерфюрера Рейхе унтер-офицерские погоны; это случилось через два дня после налета, как только каратели оторвались от наседавших русских. Удачный исход дела, повышение в чине — какой еще нужен предлог для выпивки?

Лесная деревня, в которой остановились каратели, лежала в стороне от большака. Ни фронтовая пальба, ни тревожный грохот запрудившей все дороги армейской техники не беспокоили здешние места.

Зондерфюрер Рейхе любил тыловую тишину. Перед тем как отправиться восвояси, он лично налил по рюмочке новоиспеченным чинам вермахта, и Прокурор даже вздернул кверху руку, вместе с Вадимом прокричал:

— Хайль!

Вернувшись, довольные и веселые, оба по-дружески похлопали по плечу Константина, который остановился на постой вместе с ними.

— Что не поздравляешь, рядовой? — спросил Вадим.

— Поздравляю…

— То-то! Замочим?

И они замочили. Сперва пили порционный шнапс, но его оказалось мало, компания перешла на самогон — нашелся у Вадима, в коробке от противогаза. Они опрокинули по стакану, налили еще, и Вадим отнес посудину в сарайчик, куда были спроважены хозяева — старуха с золовкой и двое детей. Захмелевший Вадим навязчиво повторял Константину, что эта деревня находится вблизи партизанского района, что в окрестностях долго заправлял однорукий комиссар, что он вырвался из кольца и все жители здесь — партизаны… Так, дескать, сказал Рейхе, а уж он-то знает, он подчинен штабу армии, отделу «1-Ц». Вадим трахнул по столу кулаком и заявил, что пора рассчитаться с одноруким.

— Пора, — осоловело подтвердил Прокурор.

В канун войны он обретался в Ставрополе, работал на торговой базе экспедитором. Вместе с шофером они наловчились запихивать ворованную колбасу в дверцы автомобиля, в прорезанный запасной скат и иные потайные места. В общем, жили не тужили, и когда любовница Прокурора узнала, на свою беду, про фокусы с краденой колбасой и еще кое-что поважней из его темного прошлого, Прокурор с шофером повезли ее в лес, на прогулку, и шофер сбил ее машиной.