Алексей Першин - Смерч

Всем, всем, кто меня слышит, ради бога нашего, Христа-спасителя, передайте служителям храмов божьих, властям праведным, служителям Красного Креста или туда, откуда придет наше спасение. Спасите, люди, наши души. Спасите! Спасите! Аминь».

После короткой паузы тот же голос заговорил на немецком языке. Не было сомнений, что читал он только что обнародованный текст.

«Настоятель! — твердо сказал себе Чулков. — Но откуда он говорит?»

— Да, да, слушаю, — встрепенулся радист. — Прием. Я вас понял. Прием. — Прослушав с полминуты, он протянул микрофон Чулкову. — Вас!

— Слушаю.

— Немедленно в монастырь, — донесся из наушников голос Соловьева. — С задержанными, как условились: половину людей для сопровождения, остальных — сюда.

— Достаточно и десятерых для сопровождения.

— Вы в этом уверены?

— Совершенно уверен.

— Под вашу ответственность.

— Что там случилось? Я только слышал…

— Ни слова больше. Скорее!

А случилось вот что. Сержант Амелин организовал тщательную охрану троих монахов. Вели они себя тихо, скромно. Забились в свои кельи и носа не высовывали.

Под благовидным предлогом сержант вызволил их из келий и произвел там обыск. Предосторожность оказалась излишней. Мрачные клетушки с узкими окошками, заделанными решетками, производили удручающее впечатление. Вдоль стены в каждой келье стоял топчан с деревянным изголовьем. Ни матраца, ни одеяла, ни подушки. Грубый стол, табурет, распятье над кроватью, икона…

Смешно было думать о тайнике, тайной радиостанции и оружии.

Монахи чинно сидели в просторном зале на широкой, будто специально отполированной скамье. Амелин пытался вызвать их на откровенный разговор. Послышался слабый звук, похожий на скрип ставни, тронутой порывом ветра. Сержант не обратил бы на этот звук внимания, но монахи вдруг, словно по команде, насторожились. Амелин не подал виду, напротив, изобразил на своем лице скуку.

— Слушай, Василий, — обратился он к пожилому солдату. — Как-никак русские люди встретились. Дай-ка нам бутылочку русской, московской, а? Ведь они, в Бессарабии, и вкус ее, поди, забыли.

Монахи заулыбались. Василий достал из вещмешка бутылку водки. Амелин налил монахам по стакану.

Выпили, крякнули, дружно захрустели ранними огурчиками. Никакой другой закуски Амелин им не предложил. Вскоре монахи разговорились, поведали сержанту, как они попали в монастырь. Один из них, мужичонка небольшого росточка, захмелевший больше других, шепнул сержанту на ухо, что господин полковник «на высшей вышке» и сам нынче «стукает на адовой фисгармонии». Амелина будто пружиной подбросило.

— На какой вышке?

Монах испуганно закрестился. В этот момент ворвался запасной радист.

— К рации! Скорее к рации!

— Бегу. — Сержант рванул монаха за грудки. — На какой вышке? Быстро!

— К-колокольня.

— Что там, на колокольне?

— Пищалка. Ту-ту, ту-ту-ту… — и монах свалился то ли от хмеля, то ли от страха.

Сержант и три солдата бросились на колокольню. Нашли там разбитую немецкую рацию. Монах, пришедший в себя, утверждал, что полчаса назад на территорию монастыря пробрался «сам». Это он делал «ту-ту, ту-ту-ту», потому что радиста вывезли вместе с другими монахами.

Капитан Соловьев, а вскоре и старший лейтенант Чулков с командой гвардейцев организовали поиск. Отыскали тайные подземные ходы, имевшие четыре лаза в лесу, закрытые досками и дерном. Через один из этих тайных входов настоятель пробрался в монастырь, передал гнуснейший призыв ко всем, кто его слушает, и скрылся. По словам монаха, ушел он подземным ходом, который тянется к Днестру.

Пошли по следу. Но пришлось возвратиться ни с чем — поблизости от Днестра узкий проход был завален землей.

Опросили ближайшие посты в подразделениях, занимавших оборону на правом берегу Днестра. Все солдаты, стоявшие в час, когда мог пройти тайным ходом настоятель, утверждали, что ни единого человека они в своем секторе не видели.

Пришлось подвести печальный итог — настоятель монастыря, сделав свое черное дело, скрылся.

Еще не верили, еще сомневались, что тайна наступательной операции соблюдена. Но факты, с немалым трудом добытые разведчиками, агентурные донесения и, главное, действия немцев говорили о том, что гитлеровское командование поверило в настойчиво подчеркиваемую идею — в районе плацдарма немыслимо нанести главный удар. Где угодно, только не здесь.

Не знал, не догадывался, не проник в эту тщательно охраняемую тайну и фашистский агент, скрывавшийся под личиной настоятеля монастыря.

Как стало известно впоследствии, он перешел линию фронта. А ровно через месяц по приговору гитлеровского военно-полевого суда был повешен.

Медленно наступал рассвет 20 августа сорок четвертого года. Сначала где-то позади зарывшейся в землю армии стало светлеть, и восток зарозовел. Не очень уверенно то там, то здесь подали голос пичужки и умолкли, будто испугались, что нарушили тишину. Огромную пойму Днестра стал заволакивать предрассветный туман. Но вот со стороны реки потянул едва ощутимый ветерок, туман сошел, открыв бездонное, слабо синеющее небо.

Даже на войне наступление погожего летнего утра не может не взволновать человека. В эти минуты земля особенно ароматна, краски ее чисты и щедро сменяют друг друга.

На КП командира полка Денис явился на рассвете. Он плохо спал в эту ночь.

Народу на КП собралось много. Виноградов, Зозуля, начальник штаба, начальник оперативного отдела, адъютант, офицеры штаба.

Увидев вошедшего Чулкова, Назаров сделал рукой знак — докладывать не надо. Сказал, улыбнувшись:

— Вот и комсомолия! Вид боевой, как и подобает офицеру в торжественный для него день.

Денис подался вперед, поняв иносказание.

— Сегодня торжественный день?! — Удивление смешалось с радостью.

— А разве день наступления армии и фронта нельзя считать праздником? — на вопрос вопросом ответил подполковник. — Поздравляю, старший лейтенант. — Крепко пожал Денису руку.

— Даже не верится, что именно сегодня погоним, — с несвойственными ему нотками сдержанного ликования проговорил подполковник Виноградов. — Засиделись, застоялись. — Он обернулся к Чулкову. — Поздравляю, старший лейтенант. Надеюсь, что и для комсомолии нашей радость.

— Откуда ж ей известно, если комсорг о том узнал только что?

— Ты вот что имей в виду, — строжая лицом, заговорил Назаров. — Находишься в боевом резерве, как строевой командир. — И подчеркнул: — Как строевой!

Чулков весело козырнул.

— Спасибо, Артем Николаич.

Прозвучал зуммер прямого телефона, соединявшегося непосредственно со штабом армии. Начальник связи схватил трубку, что-то ответил.