Алексей Першин - Смерч

В боковушку вдруг влетел ординарец Назарова Коля Рудаков.

— Товарищ гвардии старший лейтенант! Срочно к командиру полка! Только что прибыл.

— Брось ты, Колька, эти свои «срочно!» — запальчиво взвился Макар. — Нас со старшим лейтенантом, кроме как срочно, не вызывают.

— А вас, товарищ Дергач, вообще никто не вызывал, — презрительно бросил ординарец и вышел.

— Язва штабная, — оставил за собой последнее слово Макар.

Денис надел фуражку, чуть набекрень вправо, ребром ладони проверил положение звездочки на околыше, согнал на спину складки гимнастерки, поправил на боку тяжелый пистолет ТТ и скорым шагом направился к штабу.

В кабинете кроме Назарова находился капитан Нестеров.

— Хорошо, что хоть ты на месте оказался, — не дав Денису доложить о прибытии, сказал подполковник. — Вот тут Нестеров принял телефонограмму: нам приказано срочно помочь выловить монахов. Займешься этим. Тем более, что кое-какой опыт разведчика у тебя есть.

— Каких монахов, товарищ гвардии подполковник? — недоуменно поднял брови Денис.

Назаров коротко объяснил суть дела, после чего официальным тоном приказал:

— Гвардии старший лейтенант Чулков! Поднять резервный дивизион и саперов. Отобрать пятьдесят человек, вооружить гранатами-лимонками. Об исполнении доложить через десять минут.

Ровно через десять минут команда в полсотни человек выстроилась перед штабом полка. В шеренге стоял и Макар Дергач. Вид у него был независимый и гордый. Хотел бы он, чтобы сейчас на него посмотрел Колька Рудаков. Но командир полка вышел из штаба без ординарца. Выслушав рапорт Чулкова, распорядился посадить людей на машины. Попросил у Дениса планшетку с картой, ткнул пальцем в развилку дорог.

— Найдешь здесь капитана Соловьева с машиной. Поступишь в его распоряжение. Желаю успеха.

«Студебеккеры» зарычали и тронулись в путь. Ехали кратчайшим путем по открытой дороге. Вскоре их обстреляли из орудий — на большой скорости автомашины поднимали серые клубы пыли, это и приметили гитлеровцы. Два снаряда разорвались впереди, два других — позади. Денис понял — берут в вилку.

— Сворачивай вправо. В лощинку. Скорее! — Промчались метров сто пятьдесят по лощине. — Стой!

Скрип тормозов «студебеккеров» слился с разрывами снарядов. Ударили на этот раз две батареи. Столбы земли поднялись в том месте дороги, где оказались бы сейчас машины при развитой ими скорости.

Выезжать на дорогу было равносильно самоубийству. Чулков с надеждой посмотрел на водителя.

— Какой-нибудь объезд на закрытую дорогу не припомнишь?

— Кажется, эта вот лощинка… Но тут километра на три крюк.

— Лучше крюк, чем взлететь на воздух.

— Разрешите разведать?

— Давай, быстро.

Предположение шофера хотя и подтвердилось, но ехать по лощинке было нельзя — воронки от авиабомб сделали ее непроезжей.

— Сколько тут до того места, где начинается сетка?

— Километра два — два с половиной…

— Тут целина, ковыль. Видишь?

Водитель почесал затылок.

— Разобьем задний мост на рытвинах.

— Придется рискнуть.

— Эх, была не была!..

— Минуту. — Чулков встал на подножку, крикнул шоферам двух следующих за ним машин: — Дистанция в семьдесят метров. До сетки! Напрямик!

По целине машины развили почти такую же скорость, как и по дороге. Через несколько минут они въехали под прикрытие сетки. Вскоре достигли развилки, где их с нетерпением поджидал капитан Соловьев.

Сообщил приказ: если монахи окажут сопротивление, стрелять и обезоруживать, но брать живыми.

Выстроившись в длинную цепь на дистанцию в тридцать метров друг от друга, солдаты двинулись через лес, который предстояло прочесать.

Далеко убежать за час монахи вряд ли могли, скорее всего прятались в лесу. Об их побеге уже знали в штабе армии, и оттуда последовало распоряжение задерживать всех, кто бы ни вышел из леса. Особенно строго охранялась западная опушка — ближайшая к переднему краю. Линию фронта никто не мог перейти. Даже подпускать близко посторонних к переднему краю строжайше запрещалось. Специальные команды закрыли все проходы к линии фронта не менее чем за полкилометра от нее.

Прочесыванием леса капитан Соловьев приказал руководить Чулкову. Сам он с двумя радистами, водителем и ординарцем остался на развилке. Рацией была снабжена и команда Чулкова. Контрольные вызовы должны повторяться каждые пятнадцать минут, если не произойдет каких-либо непредвиденных происшествий.

Вскоре один из солдат на левом фланге заметил прикрытую чуть увядшими ветками яму.

По цепочке об этом сообщил Чулкову. Солдат утверждал, что в яме кто-то есть. Ее окружили.

— Не шевелиться! — не очень громко приказал Денис, когда отбросили ветки. — Стреляем без предупреждения.

Пятеро беглецов из десяти оказались в яме. Они покорно подняли руки. Настоятеля среди них не было.

— Где остальные? — спросил Чулков.

Ему ответили, что где-то здесь, неподалеку.

Так оно и оказалось. Одного нашли в яме, другого — в воронке от бомбы. Двое влезли на деревья, один же монах ухитрился забраться в дупло. Провалившись в труху, он стал задыхаться и взывал к господу, чтобы тот извлек его наружу. Вместо господа появился Макар Дергач с автоматом на изготовку — монах и ему был рад.

Нашли всех, кроме настоятеля. А капитан Соловьев требовал: «Ищите!» Прочесали всю рощу заново. Осмотрели все воронки и малейшие углубления, заглянули во все дупла, не оставили без внимания ни одного куста, ни одного дерева. Усилия оказались напрасными.

Чулков попросил связать его с капитаном Соловьевым, хотя до начала сеанса оставалось еще десять минут. Радиостанция капитана не ответила.

— Позовешь, когда будет связь, — сказал Денис радисту.

Отошел в сторонку, размышляя о сложившейся ситуации. Приказ найти настоятеля не выполнен. В лесу его, скорее всего, нет. Как теперь поступить? Решил: если связи не будет и через десять минут, придется вызвать Назарова.

Подбежал солдат.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, скорее к радисту. У него что-то срочное!

Радист уже издали протягивал ему запасные наушники.

— Слушайте, а я продолжаю запись, очень важно.

Чулков приник одним ухом к наушнику. Незнакомый густой баритон на чистом русском языке отчетливо и медленно читал:

— «…Издевательствам нет предела. Все монахи были подвергнуты физическим истязаниям. Красные комиссары избивали их прикладами, топтали ногами, секли шомполами. Комиссары требовали признаний, где святые отцы прячут оружие, золото, женщин, спиртное.

Но бог свидетель, что в святой обители отродясь ничего подобного не было. Да и откуда всему этому быть? Тяжкое оскорбление нанесено святой православной церкви. За кощунства эти и преступления да покарает господь коммунистов и комиссаров! Да падет на кровавых палачей господнее проклятье! Пусть он испепелит их души и тела в геенне огненной! Да не будет места на земле и на небе всем коммунистам и комиссарам, всем их близким и дальним родственникам! Пусть будут прокляты дети их, внуки и правнуки! Проклятье! Проклятье! Проклятье!