Алексей Першин - Смерч

Невероятная усталость вдруг навалилась на него.

И все же хотя бы минуту — такую драгоценную в боевой обстановке — Денис хотел отдать Николаю Сурину. Пусть просто подумать о нем. Сурин занимал далеко не последнее место в его жизни. Благороднейший человек, он почти никогда не думал, не заботился о себе, только о других. Если б не он, не видать бы ему, Денису, «катюш», которые он полюбил всей душой. Жаль, что так мало с ним общался, все откладывал на потом. А этого «потом» теперь уже не будет никогда.

И как досадно, что Николай, поистине самоотверженная душа, погиб буднично, безвестно.

Не знал тогда Денис, как он ошибался.

…Когда Сурин приближался к позициям Запорожца, он еще издали оценил обстановку и понял, что, если немедленно не прийти на помощь, сам Запорожец и все те, кто его окружал, будут раздавлены танками: комбат не мог видеть пятерку «тигров», заходивших ему в тыл.

Не останавливая машины, Николай стал одной ногой на подножку, выпрямился и сделал Мишину знак: «Следуй за мной!» Но то ли Мишин не понял его, то ли намеревался поскорей доложить комбату-три о прибытии, он не свернул круто вправо, как это сделал Сурин. Повернуть его не оставалось времени: все секунды были считаны. Николай уже прикинул мысленно, как преградить путь немецким танкам.

«И как они открыли Запорожца?» — напряженно думал Сурин, наблюдая за маневром танкистов. Отлично задумано. Заметили КП старшего лейтенанта еще издали, круто свернули в низину и устремились в обход. Пользуясь, казалось бы, пустяковой лощинкой, они скрытно подбирались к высотке, облюбованной комбатом.

— Ну нет, сволочи! — мстительно бормотал Сурин. — Я вам слегка попорчу нервы! Легкой добычи вам не видать.

Николай намеревался выскочить на бугорок и прямой наводкой в нужный момент ударить по танкам. Эллипсоидное рассеивание установки с облюбованного расстояния как раз и накроет всю пятерку. Поджечь всех вряд ли удастся, но подбить двух-трех «тигров», пожалуй, можно. И он пойдет на это, хотя, конечно, подставит себя под пушки танков. Но вряд ли в него попадут на таком расстоянии да еще при такой скорости — вон как прыгают и раскачиваются.

Однако вышло вовсе не так, как планировал Сурин. Два задних «тигра», видимо, разгадали план Николая: они одновременно приостановились и вдруг устремились один влево, другой вправо от лощины. Сурин растерянно наблюдал за ними, теряя драгоценные секунды. Конечно, был бы Мишин, все могло сложиться иначе… Но этот упрямый черт поступил по-своему.

— Что же я, растяпа, медлю! — прикрикнул на себя Сурин и быстро начал опускать направляющие. Поймал танки на их кончики, изготовился и сам себе подал команду:

— Огонь!

Загрохотало вокруг, запрыгал «студебеккер», установки заволокло огнем и гарью. Отстрелявшись, Сурин сразу же рванул влево, по заранее намеченному маршруту, как всегда это делал.

И вдруг ахнул: один из «тигров», что круто свернул вправо, изменил направление и устремился вперед, по-прежнему нацеливаясь на КП Запорожца. Мельком Сурин увидел, что три танка разгораются.

«Ай да Сурин! — успел-таки, — похвалил себя Николай. — Но этот вот и один сотрет всех, проклятый!»

Вот тут завладела Николаем мысль преградить «тигру» путь любой ценой. А цена всему этому — установка и его жизнь. Но, может быть, он еще изловчится и успеет выпрыгнуть из кабины, когда подставит бок (а стало быть, и мощный взрывной заряд) боевой машины под удар «тигра»? Но успеет ли?

«Черт побери, должен успеть!»

И машина устремилась на бешеной скорости наперерез вражескому танку. Как-то так случилось, что либо танкист не придал значения мчавшемуся ему навстречу «студебеккеру» — что такому танку, как «тигр», хрупкая установка? — либо ее просто не заметил. А когда все-таки увидел, расстояние, разделявшее их, не превышало трехсот метров.

Ударила пушка. Перелет. Второй снаряд заклокотал в метре-другом перед машиной. А третий оказался роковым для Сурина и для «тигра». Но Николай погиб на три-четыре секунды раньше, чем танк врезался в установку. Снаряд угодил в кабину, отсек обе ноги Николая, и все же, погибая, он успел рвануть заряд.

Взрыв огромной силы в мелкие щепы и в рваные железки разнес установку и будто ножом срезал башню танка. А секундой позже, как орех, раскололся изнутри сам корпус «тигра» от взрыва боезапаса, еще не израсходованного гитлеровскими танкистами.

Увы, даже останков Николая Сурина найти не удалось. Только по номеру установки опознали гвардейца, пожертвовавшего собой ради жизни товарищей, дело которых он, воин, посчитал куда важнее и нужнее собственной жизни.

Не знал всего этого Денис, когда, переживая смерть друга, мысленно прощался с ним. Страдание и нечеловеческая усталость, наконец, сломили Чулкова. Он привалился к стене блиндажа и минут на десять забылся в полудреме. Но вдруг забубнил радист. Голос его звучал все отчетливей и тревожней.

— Этого не может быть. Ты что-то напутал! — закричал в отчаянии радист.

— Что там случилось? — сонным голосом спросил Чулков.

— Сообщают несусветное, товарищ гвардии старший лейтенант, — плачущим голосом ответил радист. — Колесников взорвал себя. Друг же мой!..

Дениса будто ледяной водой окатили. Взорвать себя!..

Да, повторное сообщение подтвердило первое: Колесников действительно взорвал установку вместе с собою. Но жизнь отдал дорого: взрывом выведены из строя два немецких танка. Третий — опрокинулся и вскоре загорелся. Тем же взрывом уничтожены экипажи семи или восьми танков фашистов. Подробности сообщат дополнительно.

Денис был потрясен. Нет Колесникова. Почувствовал, что лицо его залито слезами.

И вдруг в голову пришла мысль: каким образом комсорг оказался командиром расчета? Да еще сам за рулем?

…А все было просто. Начальник штаба дивизиона Пименов обронил при Колесникове фразу, что встревожен за батарею Свешникова. Хайдар Зиганшин, командир расчета, как выяснилось, скрыл, что ранен, правда, легко. Узнали о том поздно. Сейчас в районе, куда он умчался, настоящее побоище. Хайдар — казанский татарин, красавец, весельчак и балагур; он бросил четвертый курс университета, хотя имел броню, и полгода как воюет. Имеет два ордена.

— Но ему, баламуту, третий понадобился.

— Так и заявил об ордене? — удивился Колесников.

— Конечно, нет. Но я-то его знаю.

На «студебеккере», загруженном минами, Валентин догнал батарею. И вовремя. Зиганшин получил второе ранение и с той же автомашиной был немедленно отправлен в санчасть.

Колесников, не раздумывая, сел за руль установки. «Студебеккеры» едва успевали подвозить мины Колесникову. Полтора часа ожесточенного боя оставили старшину без расчета — один за другим все вышли из строя. Последние шестнадцать мин Валентин заряжал, в сущности, в одиночку — водитель грузовика, который доставил мины, едва ноги волочил, да к тому же руки стер до кровавых мозолей. Колесников перевез раненых в укрытие и занял прежнюю позицию. А задачу он знал: танки на этом участке не могут, не должны пройти, хотя силы его, Колесникова, были на исходе.