Алексей Першин - Смерч

Запорожец, держа в правой руке противотанковую гранату и волоча левую, как-то странно, на боку, полз навстречу танку.

Ошеломленный увиденным, Макар плашмя упал на землю, подполз к Гале, перевернул ее на спину. По гимнастерке между грудными карманами расплывалось алое пятно.

Галя была в сознании, она посмотрела на Макара, слабо улыбнулась:

— Вот… Задело…

— Ничего, ничего, товарищ гвардии лейтенант, — залопотал Макар, тычась малопослушными руками в карманы в поисках индивидуального пакета. — Мы сейчас, мы мигом… Вы только не умирайте, а то всыпет мне Денис…

— Денис… Денис… — повторила она, странно и внимательно вглядываясь в синее небо.

Рев танка надвигался, до него оставалось метров двести. В полусотне метров от Макара неподвижным комочком лежал Запорожец.

«Подавит и нас и всю батарею», — смекнул Макар.

— Минутку, товарищ лейтенант, я сейчас.

Он вскочил, бросился в сторону, упал, отполз. Опять вскочил, несколько широких скачков вперед, опять упал. Пули взрезали землю в метре от головы. Отполз. Еще бросок к Запорожцу. Вскочил — секунда, другая — упал, увидел, как в тело комбата впились светящиеся тире трассирующих пуль… Подполз к Запорожцу — он был мертв. Слегка сдвинул тело — граната лежала под ним. До танка оставалось не больше трех десятков метров… Поближе, поближе, чтобы наверняка… Приподнялся, размахнулся, бросил. Что-то ударило в голову, будто раскололо ее…

«Виллис» командира дивизиона летел на предельной скорости, подпрыгивая козлом на неровностях дороги. А Денис все подгонял водителя:

— Скорее, скорее!..

В течение последних двух часов все батареи дивизиона втянулись в бой. Каждая дала по нескольку залпов, отбросив хлынувшие на прорыв части генерала Постеля.

Полчаса назад Денис узнал, что во время последней танковой атаки на третью батарею погибли комбат Запорожец, сержант Макар Дергач, шофер санитарной машины и оба санитара. Он узнал, что тяжело ранена военфельдшер Лаврова.

Денис тотчас послал радиограмму майору Куренкову с просьбой выслать врача. Тот ответил, что Лаврову следует немедленно отправить навстречу спешившему к рубежу дивизиона механизированному корпусу Второго Украинского фронта. Так будет быстрее, потому что корпус имеет подвижное медицинское подразделение. А майор предупредит радиограммой, чтобы за ними немедленно выслали санитарную машину.

О том, что корпус неподалеку, Денис знал из разговора по радио с Назаровым. Подполковник ввел его и в сложившуюся обстановку. Танковые атаки не были отбиты только в полосе обороны одной из батарей дивизиона Нестерова. К Пруту все же прорвались три танка. Задачу свою полк выполнил. Не ожидавшие заслона из подразделений гвардейских минометов разрозненные танковые группы, потеряв десятки машин, попятились, а потом изменили направление.

Таков и был тактический расчет, когда он разрабатывался в штабе армии.

Пока во вражеских дивизиях анализировали обстановку и намечали направление для нового удара, оставшиеся проходы плотно закупорили части соседнего фронта. Котел полностью захлопнулся. Генералы гитлеровского рейха еще не знали об этом. Не догадывались они и о том, что командующий фронтом Толбухин вместе со своим начальником штаба генералом Бирюзовым уже прикидывали, какой текст ультиматума они пошлют окруженным и обреченным на гибель гитлеровцам. В котел попали десятки тысяч солдат и офицеров.

И теперь, получив разрешение Назарова, Денис вез Галю навстречу подходившим войскам соседнего фронта.

Голова девушки покоилась у него на коленях. Бинты на груди сочились кровью. Когда Денис примчался в батарею, Галя еще была в сознании. Она увидела его, и на бескровных щеках проступили розоватые пятнышки. Она пошевелила губами. Чулков склонился к ней и услышал:

— Денис… милый… я… ты-ы… я… тебя-а…

Сознание оставило ее.

Денис едва нашел силы, чтобы не разрыдаться в присутствии окруживших их солдат.

В пятнадцать часов пятьдесят семь минут «виллис» остановило боевое охранение корпуса. Проверка документов заняла полминуты.

Еще через пять минут езды путь «виллису» преградила странная процессия. По самой середине проселочной дороги важно шествовали два грудастых, широколобых и огромных быка, серых от пыли. На крутых рогах одного из них висело знамя со свастикой, а другому к рогам прикрутили старательно написанный плакат:

«Это все, что осталось от 6-й немецкой армии».

На толстых бычьих шеях жалобно позванивали при ударе друг о друга фашистские Железные кресты.

За быками, мелко семеня, не отставал крутолобый породистый баран, также разнаряженный гитлеровскими орденами. Замыкали «торжественное» это шествие около десятка овец. На их шеях и хвостах висели те же украшения, но кресты подвесили с таким расчетом, чтобы они ударялись о консервные банки и другие железки и звонили вместо колокольчиков.

По сторонам процессии шли солдаты в пограничной форме. Вокруг носились хохочущие, неистово орущие мальчишки. Валом валила толпа, которую и не раздвинешь, и не объедешь. Неистовый шум, хохот, разудалые переливы гармошки.

Победа! Победа!

А душа Дениса обливалась кровью. Он смотрел на желтое, без единой кровинки лицо девушки и все повторял:

— Скорее, скорее!..

С пригорка навстречу быстро спускались санитарная машина и черная «эмка». В некотором отдалении за ними следовали бронетранспортеры.

Пробиться к санитарной машине на «виллисе» сквозь ревущую процессию было немыслимо. Подхватив Галину на руки, Денис стал протискиваться сквозь скопище людей.

Когда наконец пересек толпу, его горячие ладони сквозь тонкую старенькую гимнастерку ощутили холодеющее тело. В отчаянии он закричал:

— Она умирает! Умирает!

Он бежал, напрягая все силы, прижимая к себе самое дорогое, что у него осталось в жизни.

Из санитарной машины его заметили. Две девушки в военной форме выскочили, не дожидаясь, когда машина остановится, побежали Чулкову навстречу. Из черной «эмки», которой толпа преградила путь, вышел генерал в сопровождении адъютанта…

Девушки подхватили на руки тело Гали.

— Она умирает! Неужели нельзя ничего сделать?! — кричал Чулков, готовый от горя биться головою оземь.

— Успокойтесь, товарищ старший лейтенант, — вдруг раздался рядом очень знакомый мужской голос.

Денис обернулся и сквозь влажную пелену в усталом седоволосом генерал-майоре узнал отца Вадима и своего старого учителя Зеленкова. Бросился к нему, по-мальчишески прижался мокрым лицом к широкой, взволнованно вздымавшейся груди и сдавленным голосом повторял:

— Она умирает! Спасите ее, Иван Иванович! Я вас прошу, спасите!..