Алексей Першин - Смерч

С полчаса было спокойно. Если бы не раскаты грома справа, ничто не напоминало бы о войне.

Три танка, подбиравшиеся к нему с тыла, Колесников заметил, когда уже не оставалось времени для маневра. Надо было уходить.

И Валентин яростно нажал на газ, надеясь оторваться от вражеских машин, развернуться в удобном месте и ударить прямой наводкой.

Может, так бы и случилось, не появись с трех сторон еще по два танка. Они вывалились из-за горизонта внезапно.

Стало ясно, что его преследователи успели связаться по радио со своими. Его окружали, за ним охотились специально. Проскочить к своим было уже невозможно.

Пришлось тормозить. Прямая наводка не удалась — ни одной возвышенности вокруг не было. Взял самый высокий угол прицела. Выпустил две мины. Перелет был значительный, в вилку брать танки немыслимо. Попытался еще раз ускользнуть мимо трех танков, когда они скрылись в лощине. Но гитлеровские танкисты, предвидя этот его маневр, рассыпались веером.

Валентин заметался, надеясь на скорость быстроходной машины. Но веером вдруг стали расходиться, подчиняясь одной воле, и другие вражеские машины.

Клещи! Это был конец!

И тогда Колесников решился. Но коль уж пришел конец, то пусть он будет с музыкой погромче.

План созрел мгновенно. Заметив три воронки от мин, он зашкандыбал по ним одной стороной автомашины, давая понять, что подбит. Потом газанул вхолостую. Мотор уже порядком поизносился и сильно дымил.

Со стороны создалось впечатление, что установке самостоятельно не выбраться. А тут стеганули по кабине справа пулеметной очередью. Пули разбили боковое стекло и прошили крышу кабины. Он решил имитировать тяжелое ранение или смерть, хотя не получил и царапины. Позу выбрал такую, чтобы всё и всех видеть. Эта же поза не мешала ему изготовиться для последнего акта — уничтожения установки с боевым комплектом.

Этот его маневр, кажется, возымел действие. Танки прекратили огонь.

И только теперь к горлу Валентина, как тошнота, подкатил страх: вдруг побоятся приблизиться к нему? Могут ведь издали очередью из пулемета?.. Может, уже целятся? Если так убьют, установка попадет целехонькой в руки фашистов…

Валентин почувствовал, как под пилоткой зашевелились волосы. Хотелось рвануть запал. Но это же от слабости! И приказал себе: выдержка, выдержка! Им не жизнь его нужна, установка.

Вот уже пятьсот… триста метров. Вот, лязгнув треками, остановились передние два танка. И тут же звон металла раздался сзади. Откинулись люки, и один за другим в поле его зрения появились танкисты. Они торопились и что-то торжествующе орали. Справа и слева почти одновременно к боевой машине прижались два танка. Цепляясь за элероны и швеллерные крепления, немцы стали карабкаться сзади кабины на установку.

Колесников внезапно выпрямился. Закричал:

— «Катюши» захотелось?! Получайте, гады!..

В небо взметнулся огромный вихрь оранжевых брызг. Сдетонировали и четырнадцать ракет, прижавшихся к направляющим. Колоссальной силы взрыв разметал танки. Два из них, что стояли по бокам, были уничтожены, третий сильно поврежден. А уйти смог только один.

Таков итог последнего боя Валентина Колесникова.

Эти подробности последних минут его жизни рассказали двое раненых немецких танкистов. Они не подозревали, что водитель страшной «катюши» остался в живых, когда подбили его машину. Один из танкистов сам видел, как брызнули осколки бокового стекла кабины, как забился в предсмертных конвульсиях человек за рулем. А он жил и ждал удобного для него момента.

Член Военного совета армии Иван Иванович Зеленков, когда узнает о подвиге Валентина Колесникова, поспешит в штаб фронта, чтобы догнать и изменить представление к награде. Он убедит командующего армией Зарухина, что Колесникову должно быть присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Подвиг Валентина Колесникова как бы поставит последнюю победную точку. В тот жаркий день августа один лишь полк гвардейских минометов, которым командовал подполковник Назаров, уничтожил сорок фашистских танков. Такого еще не случалось за всю войну.

Санитарная машина мчалась по проселку. С обеих сторон расстилались пшеничные поля.

— Самое время косарям на поле выходить, а тут из пулеметов косят, — балагурил Макар.

Впереди слышалась пушечная стрельба, взрывы. Вскоре открылась панорама поля боя. Справа, под уклоном, поле застилал черный дым — горели танки. В километре слева на высотке видны были установки. Видимо, они отошли и били теперь прямой наводкой.

— Танки! Смотрите, танки! — воскликнула Галя и указала в сторону низины.

Макар оглянулся. По пшеничному полю, наперерез мчащейся машине, шла шестерка «тигров». Серия взрывов тряхнула машину.

— Давай к нашим через поле! — заорал на ухо шоферу Макар.

Тот крутанул баранку руля, и машина помчалась напрямую к позициям батареи. Пшеничные зерна дробно, будто град, барабанили в ветровое стекло. Машину подбрасывало, кренило. То справа, то слева фонтаном взлетала земля, и машина кренилась под ударами воздушной волны.

— Маневрируй, голова! — крикнул Макар шоферу.

Машина затормозила около установок. Подбежал солдат, закопченный, грязный, с потеками пота на лице.

— Где комбат? — выпрыгнув из машины с чемоданчиком в руке, спросила Галя.

— Там, — куда-то в сторону гребня высоты махнул рукою солдат.

Запорожец, закусив бескровную губу, сидел на плащ-палатке. Левая рука лежала на коленях, плечо было неумело забинтовано, бинт красный, сквозь него сочилась кровь и капала на плащ-палатку. Правой рукой Запорожец делал расчет в блокноте.

— Вот, — протянул он блокнот старшине. — Батарею сюда. — Кивнул головой на противоположный скат высоты.

— Слушаюсь! — Козырнув, старшина побежал к установкам, на ходу махая кому-то рукой: — Давай сюда!

Галя уже закончила перевязку, санитары приготовили носилки.

— Ложитесь, товарищ старший лейтенант, — сказала Галя, указав на носилки. — Помогите, — кивнула она санитарам.

— Стоп! — резко остановил их Запорожец. — Помогите встать. Ну? Живо! — Увидел Макара. — А ты, Дергач, что смотришь? Помоги…

Макар поддержал старшего лейтенанта сзади.

Поднявшись, Запорожец оглядел поле боя. Пшеница горела. Впереди надвигавшейся на высоту полосы огня, ревя на пределе, шли два «тигра» и один Т-IV.

— Дергач… К установкам… Залп… — негромко приказал комбат.

Макар помчался к машинам, крича на бегу:

— Залп! Залп!

Вой и грохот на минуту оглушили его. Ракеты круто ушли вверх и рухнули на склон, обращенный к противнику. Серая дуга дыма обозначила их траекторию.

Макар побежал обратно. Ни военфельдшера, ни санитаров, ни комбата не было видно на гребне. Поднявшись на взлобок гребня, он увидел: оба санитара и шофер лежали вповалку, окровавленные, видимо прошитые одной очередью. Лейтенант медицинской службы пыталась подняться, упираясь в землю руками, но ей это не удавалось, и она падала ниц. По горящей пшенице на высоту с ревом вползал закопченный танк Т-IV, пулемет его поливал гребень свинцом.