Габит Мусрепов - Солдат из Казахстана

— Аллах! Аллах!

Выстрелы грохотали ей в спину, но ни одна из пуль пока ее не задела.

На том берегу группа всадников обступила своих пограничников, что-то крича и грозя револьверами в сторону нашего берега. Двое из них, круто вздыбив коней, пустили их в реку вслед за беглянкой. Но выстрел нашего пограничника остановил их.

Женщина выбралась наконец на берег и кинулась прямо к нам. Добежав, она в изнеможении опустилась на землю, прижимая к себе плачущего ребенка.

Она была молода и хороша собой. Широкие шелковые ее шаровары были изорваны о камни, ноги разбиты в кровь. Плача и задыхаясь, она пыталась что-то нам объяснить, помогая себе жестами и отдельными русскими словами. Из ее взволнованного лепета мы кое-что сумели понять: отец ее, коммунист, как будто бежал в Советский Азербайджан, и она умоляла помочь найти его. Она призывала на нас имя аллаха, с ужасом оглядываясь на своих преследователей, которые все еще кричали и бесновались на том берегу, и протягивала к нам ребенка.

Я отдал Коле поводок Рекса.

— Держи, я отведу ее на заставу…

К нам подходил лейтенант.

— Что тут стряслось? — спросил он.

Вдруг Рекс с глухим, едва слышным ворчанием рванулся вниз по реке так настойчиво, что Коля тотчас пустился за ним. Оставив беглянку на попечение лейтенанта, я также бросился в чащу. Я бежал по их следу, прислушиваясь к треску ветвей. И вдруг совершенно рядом грянули выстрелы из кустов, я услышал дикий крик, потом рычанье Рекса и голос Коли:

— Держи, Рекс, держи!

В густом кустарнике ничком лежал чужой человек. Рекс, положив свою правую лапу ему на затылок, ухватил его руку своей страшной пастью. Рядом стоял Коля, держа пистолет в левой руке. С правой руки его обильно стекала на землю кровь.

— Ты ранен?! — воскликнул я.

С двух сторон бежали на помощь к нам товарищи — пограничники. Воспользовавшись суматохой, которую подняла красавица с ребенком, наши милые соседи попытались перебросить нужного им человека на смежном участке границы.

Так повернулась моя судьба. Мой друг Мыкола Шуруп был отправлен в госпиталь. Вместо него в распоряжение начальника штаба дивизии уезжал я. Сердцем я чувствовал, что этот крутой поворот надолго уводит меня от радостной встречи с моим белым верблюжонком.

Только проехав многие сотни километров по железной дороге и прибыв на место назначения, я узнал, что зачислен на курсы, которые мне, спортсмену, оказались вполне по душе. Мы жили в отдаленном от городов лагере, который в шутку называли «курортом». Спорт, физкультура, интересные и разнообразные науки, дающие специальные знания, — вот были наши занятия. Короче сказать, в нашей программе было мало алгебры, но уравнений со множеством неизвестных было более чем достаточно.

Одним из веселых занятий на курсах были прыжки с парашютной вышки, которые перестали уже волновать и превратились в повседневную забаву, подобную детскому катанию на санках с горы. Но вот привезли настоящие парашюты, к вечеру наше футбольное поле было превращено в аэродром, на котором выложили полотняную букву «Т». Зеленый транспортный самолет взревел из-за ближнего леса, сделал круг над нашим «курортом» и опустился на футбольное поле. Мы кинулись бегом к самолету, но в этот миг прозвучала задорная песенка горниста:

Этот сигнал, призывавший к приему пищи, уже создал в нас условный рефлекс: от коротких танцующих звуков начинало сосать под ложечкой. Не добежав до самолета, мы построились к ужину, во время которого все разговоры сосредоточились на завтрашнем прыжке с самолета. Он несколько волновал и меня. Так же с волнением ожидали его и другие товарищи.

— Я боюсь одного, — откровенно высказывал опасения самый юный из нас, Володя Толстов. — Мне все кажется, что с испугу дерну кольцо раньше времени.

— Ерунда, — ответил Ушаков Петр, уже с гордостью носивший на груди парашютный значок. — Только думаешь так, а дернешь как раз тогда, когда надо.

Я боялся другого — как бы не оробеть на крыле самолета в момент команды. Инструктор командует: «Прыгай!» — а я стою, не решаюсь. Вот будет скандал!

Однако на деле все произошло нормально. Только Володя сделал как раз обратное тому, чего так опасался: он настолько боялся повиснуть на хвосте самолета, что все мы подумали, не испортился ли у него парашют, — так долго не раскрывался его зонтик.

Несмотря на волнение, я не мог отделаться от своей манеры следить за людьми. Силясь угадать их ощущения, я переводил глаза с одного товарища на другого, и несколько раз мой взгляд останавливался на широкой и спокойной спине летчика, который водил самолет кругами над площадкой лагеря. Что-то в этой спокойной и мужественной спине привлекало меня, и я возвращался к ней взглядом еще и еще раз. Мне хотелось увидеть лицо летчика. И в тот самый момент, как инструктор приказал мне приготовиться, командир корабля оглянулся.

— Шеген! — крикнул я.

В реве мотора мой голос, конечно, ему не был слышен, но взгляды наши встретились, и он чуть заметно приветственно двинул бровями.

Эта встреча заставила меня позабыть волнение, с которым думал я о прыжке. Сейчас во мне жили только радость, желание по-старому крепко обняться с другом и досада на то, что я не могу сказать хоть одно из тех тысяч горячих слов, какие родились в моей голове.

Смелым прыжком с самолета я решил рапортовать своему другу о пройденном мной без него пути. Говорят, что присутствие любимой женщины рождает в мужчине отвагу и решимость. Нет, никакая женщина в мире не могла бы вызвать во мне большее желание доказать свое мужество. Я легко оторвался от самолета.

— Как Сокол с утеса! — без лишней скромности выкрикнул я во все горло, благо никто вокруг не мог меня слышать.

Надо мной было небо, далеко внизу — земля.

— Как Сокол! — еще и еще раз с восторгом кричал я, опускаясь на луг возле наших палаток.

Володя Толстов бежал уже ко мне.

— Красота-а! — во всю глотку одобрил он, радостный и счастливый.

Я рвался к Шегену и тотчас помчался к футбольному полю, где должен был приземлиться самолет. Вот он, тяжелый и сильный, прошел над моей головой, вот коснулся земли колесами, подпрыгнул и покатился по ровному лугу к опушке.

Но я не успел добежать до Шегена: инструктор спешил нам навстречу. Мы выстроились у края площадки для разбора сделанных нами прыжков. Лейтенант, командир взвода, следивший за каждым из нас с земли, подходил к нам, всем видом своим выражая одобрение.

Я знал, что спустился красиво и точно, и ждал похвалы, но мне хотелось, чтобы Шеген услышал, как командир назовет мое имя и как я выкрикну: «Служу Советскому Союзу!» Ожидая, что Шеген вот-вот покажется в люке, я все время посматривал на самолет, но он вдруг вздрогнул, помчался по полю мимо нас со все возрастающей скоростью, отделился от земли, качнулся и поплыл к небу.