Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

— Москва?! — ахнула Наташа.

— И Ленинград! — засмеялся Максим Макарович.

Наташа, вся вспыхнувшая от волнения, перевела взгляд на мать — та тоже смеялась. Давлят стоял, прижав руки к груди, и улыбался кроткой, счастливой улыбкой. Шура сперва разинула рот, а потом, как всегда, когда радовалась, закричала «ура», запрыгала и, хлопая в ладоши, стала нараспев приговаривать:

«Она еще маленькая. Один только Давлят может испытать такие же чувства, как я», — подумала Наташа и, шагнув к нему, взволнованно произнесла:

— Мы увидим Ленина, Красную площадь, Зимний дворец… ты представляешь?

Давлят, улыбаясь все так же кротко и счастливо, молча кивнул. Эта улыбка блуждала по его смуглому лицу весь тот вечер и даже ночью, во сне, и на другой день, в суетливые часы сборов и в минуты, когда он впервые в жизни вошел в вагон, и потом, когда поезд тронулся, и все семь суток пути, на протяжении которого для него и Наташи не было занятия интереснее, чем смотреть в окно.

Страницы дневника, посвященные поездке, Давлят завершил такими словами:

«В моей жизни это были самые лучшие, самые счастливые дни. Спасибо Вам, моя названая мама тетя Оксана, и Вам, мой названый отец дядя Максим!»

Пролетели месяцы, шли годы. В июле 1936-го Давляту исполнилось семнадцать.

Он вырос статным, красивым — действительно, как теперь уже с полной уверенностью говорил Мочалов, весь в отца: такой же черноглазый и чернобровый, с таким же смоляным кудрявым чубом, высоким лбом и прямым, чуть заостренным носом, а главное — такой же умный, рассудительный, упорный и смелый. Слова зря не скажет, но за словом в карман не полезет. Умеет от души работать и от души веселиться. Много читает, хорошо чертит, рисует…

Глядя на него, Мочаловы радовались, как радуется садовник, которому удалось вырастить из хрупкого, надломленного росточка стройное дерево, обещающее хорошие плоды. Максиму Макаровичу хотелось, чтобы Давлят тоже стал инженером-дорожником.

— Нет, он больше интересуется литературой и искусством, — возражала Оксана Алексеевна. — Он может стать хорошим преподавателем литературы.

Но сам Давлят по этому поводу не высказывался, лелеял свои стремления в глубине сердца. Когда его спрашивали, он, улыбаясь, отвечал:

— Все профессии интересны, и поэтому, наверное, рано еще выбирать. Думаю, пока надо основательно изучать все предметы, чтобы быть твердо уверенным в себе при любых обстоятельствах, кем бы ни стал.

Максим Макарович смеялся: «Ну, дипломат!..» Оксана Алексеевна говорила:

— В общем-то верно, сынок…

Восьмой класс Давлят окончил с похвальной грамотой, и комсомольская организация премировала его путевкой в Крым. Но незадолго до отъезда в доме Мочаловых появился гость из Ташкента. Он был военным, носил две шпалы в петлицах и два ордена Боевого Красного Знамени на груди. Максим Макарович называл его Колей, Оксана Алексеевна — Николаем Петровичем. Они не пустили его в гостиницу, уговорили остановиться у них.

Вечер уже ронял тени, однако июльский зной еще держался. Давлят не выходил из комнаты, наблюдая за гостем, который сидел с хозяевами на веранде, в открытое окно. Гость попросил разрешения снять гимнастерку и остался, как и Максим Макарович, в майке. Когда Наташа внесла гимнастерку в комнату и повесила ее на спинке стула, Давлят спросил:

— Кто этот человек?

— Папин друг, — коротко ответила Наташа.

— Понял, что друг. Кем работает?

Наташа кивнула на гимнастерку:

— Разве не видишь?

— Да я, чудачка, про должность спрашиваю, про звание!

Наташа засмеялась.

— Ну, если ты, такой дылда, не знаешь, что за звание, то откуда же знать девчонке? — не без кокетства спросила она.

— Давлят! — позвал в это время Максим Макарович и, когда он вышел, сказал: — Знакомься. Николай Петрович Тарасевич, майор. В боях с Ибрагим-беком командовал нашим полком и хорошо знал твоего отца.

— Отличным комиссаром был наш Султан Сафоев, — сказал Николай Петрович, не сводя с Давлята чуть выпуклых серых глаз.

— Садись, — показал Максим Макарович на стул рядом с собой, против гостя. — Николай Петрович служит в штабе Среднеазиатского военного округа. Видел его ордена? Один из них получил вместе со мной за разгром Ибрагим-бека…

Давлят встретился взглядом с гостем, тот ласково улыбнулся. А Максим Макарович говорил:

— Он приехал отбирать кандидатов в курсанты Ташкентского военного училища. — И, положив руку Давляту на плечо, закончил: — Хочет, чтобы пошли такие львята, как наш комиссар-заде.

Давлят встрепенулся. Такой неожиданный разговор озадачил его. Он понимал, что с ним не шутят, но не знал, как ответить. Разве можно прямо сейчас сказать определенно «да» или «нет»? Хотя стать военным — это и есть его тайная мечта, семена которой заронил перед смертью отец, да и он, Максим Макарович, тоже, но разве правильно будет ответить, не посоветовавшись с ним еще раз? А что скажет Оксана Алексеевна? Она ведь может обидеться, что не спросили ее, и будет конечно же права. Но если промолчать, что подумает майор? Может сказать: «Нерешительные нам не нужны»…

Однако майор сам спас Давлята от этих трудных раздумий.

— Пусть как следует подумает, — сказал он, приглаживая ладонью свои редкие желтоватые волосы.

— Пусть, — согласился Максим Макарович. — Как говорится, семь раз примерит, один раз отрежет. Только помню, что и отец его мечтал стать военным…

— Он и мне говорил, что быть военным почетно, — осмелел Давлят. — Только смелый и честный, упорный и твердый может быть достойным этой профессии…

— Правильно, — вставил майор.

— Молодец! В каком уголке сердца ты таил мудрые мысли? — восхищенно произнес Максим Макарович.

Давлят смущенно улыбнулся.

— Значит, исполнишь отцовский завет? — спросил майор.

— Не знаю, — пожал Давлят плечами и вопросительно посмотрел на Максима Макаровича.

— Еще посоветуемся, — сказал тот.

— Ты учишься в русской школе? — задал майор новый вопрос.

— Нет, в таджикской…

— Мы с Ксаной решили, что должен учиться на родном языке, — пояснил Максим Макарович. — А русский выучил дома.

— Хорошо говоришь! — сказал майор.

Из комнаты вышла Оксана Алексеевна, стала накрывать на стол. Наташа помогала ей. Давлят вскочил, чтобы тоже помочь, но Оксана Алексеевна сказала:

— Сиди, сиди! Вы, мужчины, пока занимайтесь своими разговорами, а вот уж после ужина станьте, пожалуйста, рыцарями — пригласите на прогулку да угостите мороженым. — Она засмеялась. — Мы не откажемся.

— С удовольствием! — произнесли в один голос Максим Макарович и Николай Петрович.