Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

Дехкане не шелохнулись.

— Кто убил? — спросил Сафоев пленных басмачей, которых уже успели обыскать.

— Я, — ответил один.

— Почему?

— «Умрете, говорил, но не сдадитесь». Грозился…

— А вам жизнь дорога? — усмехнулся Мардонов.

— Дети у нас, — вздохнул басмач. — Сиротами останутся…

— Было б лучше подумать об этом до того, как пошел в басмачи, — сказал Сафоев. — А этого, — показал он на труп, обращаясь к дехканам, — и вправду похороните отсюда подальше. Для них божье слово — средство обмана. Не на богоугодные дела звал вас этот кори — на разбой и смерть. Вот такую, бесславную… Они не ради людей воюют, не за свободу и веру, а чтобы снова надеть на нас ярмо эмиров и беков. Идите-ка теперь по домам. Если снова придут такие, вяжите их без лишних слов. Как мы этих…

Пока Сафоев говорил с дехканами, бойцы ловко связали пленным руки. Мардонов стал допрашивать, и тот басмач, который убил своего дахбоши, сказал, что банда намеревается спуститься с гор. Не успел Мардонов выяснить подробности, как об этом же доложил вернувшийся разведчик. По его словам выходило, что басмачи нагрянут с первыми петухами.

— По коням! — приказал Мардонов и сказал Сафоеву: — Комиссар, разделимся! Оседлаем спуск с двух сторон!..

Одну группу повел он, другую — Сафоев; расположились так, чтобы дорога, ведущая с горы в кишлак, попадала под перекрестный огонь. Пленных отправили под конвоем в штаб соединения добровольческих отрядов.

Ночь была пасмурной, тучи накрепко затянули небо. С гор дул сырой, пронизывающий ветер.

Султан Сафоев еще раз обошел цепочку бойцов и вернулся на свой наблюдательный пункт, к огромному валуну, на котором установили станковый пулемет «максим». Худого, жилистого пулеметчика Мочалова тоже звали Максим; смеясь, он говорил: «Мы с пулеметом тезки». Он в Таджикистане с начала двадцатых годов, с басмачами воюет не впервые. Работая дорожным техником-строителем, кочуя по районам, быстро сходясь с людьми, он хорошо усвоил язык и обычаи.

— Что, Максим-ака [8] Ака — старший брат; уважительное обращение младшего к старшему. , тихо? — шепотом спросил Сафоев.

— Пока тихо.

— А твой железный тезка не подведет нас? Хорошо будет стрелять?

— Хорошо.

— Патронов хватит?

Мочалов сверкнул белозубой улыбкой.

— А это будет зависеть от того, как командир поведет бой.

— Чего-чего? — округлил глаза Сафоев, которому в общем-то впервые довелось выступать за командира; ожидаемый бой представлялся ему примерно по такой схеме: появился враг — стреляй, нет врага — терпеливо жди.

— Понимаете, товарищ комиссар… — Мочалов выждал, словно размышляя, стоит ли говорить, и повел речь, как бы подбирая слова, медленно и задумчиво, тихим шепотом, помня, что ночью в горах слышно далеко. — Когда я служил в кавалерийском полку, командовал взводом такой же молодой, как вы. Подняли нас в полночь по тревоге, повели по крутым гармским ущельям на банду Фузайла Максума, и кто-то донес, что банда двинулась с горы. Полезла, как саранча… Наш комвзвода то ли от страха, то ли в спешке приказал открыть огонь из всего оружия. Я тогда тоже был пулеметчиком, рук от гашетки не отрывал. Взводный все повторял: «Огонь, огонь!..» А басмачи не перли напролом, шли перебежками, и наша пальба была больше в белый свет. Короче, расстрелял все ленты, оставалось отбиваться камнями…

— Чем кончилось? — нетерпеливо спросил Сафоев.

— Вовремя подоспели соседи.

— Обошлось, значит?

— Обошлось, да не без напрасных жертв…

Сафоев задумался. Рассказ Мочалова он воспринял как пример, из которого надо извлечь урок. Что нужно действовать, сообразуясь с обстановкой, прежде времени себя не показывать, бить наверняка, в упор, — это ясно. Но как угадать нужный момент? Откуда знать в этой кромешной тьме, куда стрелять больше, куда меньше?

Сафоев не постеснялся спросить об этом.

— Думаю, было б лучше пропустить головной дозор и ударить разом по всей банде, как только она подступит к кишлаку. С четырех сторон, чтоб не было у нее выхода, как у крысы в капкане, — сказал Мочалов.

Сафоев, помолчав, качнул в темноте головой.

— Да, ты прав, Максим-ака. Спасибо за совет.

Он подозвал бойца и велел идти к Мардонову, передать на словах план, по которому следовало бы начать бой. Мардонов ответил, что согласен, и приказал отряду перегруппироваться. Теперь, если у бойцов хватит выдержки, басмачи попадут в западню, им будут отрезаны все пути. Мардонов и Сафоев строго-настрого наказывали не открывать огня без команды.

Ветер уже доносил негромкий цокот копыт и глухое, далекое ржание коней. Напряжение возрастало. Мочалов закурил, пряча самокрутку в кулаке. Сафоев сказал:

— Командиром надо было назначить тебя.

— Я, брат, за три года службы три раза был ранен. Какой же из полуинвалида вояка, да еще командир? — усмехнулся Мочалов, затягиваясь.

— А кто же заставил идти в отряд?

— По собственной воле, чтоб скорее изгнать с нашей бахчи диких свиней.

Сафоев тихо засмеялся.

— Ты говоришь по-таджикски, Максим-ака, как таджик. Молодец!

— Я еще что!.. Послушал бы, как шпарят жена и детишки.

— Эх, моим бы научиться по-русски!

— Сколько у тебя детей?

— Сын двенадцати лет, один…

— Мало…

— Двух других еще совсем малышами унесла лихорадка.

— Да-а… — задумчиво произнес Мочалов и, погасив о валун самокрутку, тронул замок пулемета. — Горе, конечно… Ну ничего, комиссар, скоро забудем про такие болезни. Все наше счастье впереди. Разделаемся с этой сволочью, будет спокойно в стране, тогда и добьемся всего, что хотим, построим свое царство труда и свободы. Не так ли, комиссар?

Сафоев отыскал его сухую ладонь и крепко пожал.

Скоро месяц как в походе, и все это время он не имел вестей из дома. Да и сам написал только раз, хотя не прожил и дня без мыслей о Бибигуль и Давляте. Особенно остро думалось в минуты перед боем, а после, когда спадало возбуждение, первым порывом было написать, что все хорошо, и на этот раз, к счастью, миновали бандитские пули, но всегда находилось какое-то дело, всегда что-нибудь отвлекало. Он ведь комиссар, ему работать с людьми, поддерживать боевой дух отряда, проводить беседы в кишлаках… Хлопотливая работа, трудная, сколько людей, столько характеров, а дойти нужно до каждого. Так понимает он суть своих комиссарских обязанностей. Силу ему придает то, что рядом такие люди, как Мансур Мардонов, вот этот чудесный, много повидавший в жизни, крепкий человек Максим Мочалов и десятки других мужественных бойцов отряда…

Цокот копыт, пофыркивание сдерживаемых на спуске лошадей звучали уже совсем рядом. Доносились и отдельные голоса, обостренный слух уловил даже смешок.