Владимир Козловский - Ищу свою звезду

Рассвет застал отряд у Сулаж-Горы. Бобров сам расставил в засаде людей. По сигнальному выстрелу замаскированные в лесу конники обязаны были пересечь дорогу Сухтайнену, а засевшие на горе лыжники выехать с горы прямо ему навстречу. Таким образом, шпиону бежать будет некуда: ни вперед, ни назад.

— Без моего разрешения ни единого выстрела, — приказал Бобров, — этого голубчика надо схватить без шума и крови.

Сокол, как и все остальные, не отстегивая лыж, лег в кусты, взял на изготовку оружие. Он неотрывно смотрел туда, на опушку леса, где застыла в поклоне раскидистая, убеленная снегом сосна. К ней воровато подкрадывалась выползавшая из леса свежая лыжня. Здесь и ожидали Сухтайнена. Он не мог идти иным путем, потому что переезд через Сую был лишь один, в других же местах стремительная река даже в самые лютые морозы не замерзала.

Стрелка часов клонилась к семи. Разгоряченных ходьбой лыжников беспокоил холод. Они нетерпеливо заерзали на снегу, зашептались друг с другом.

Из-за Сулаж-Горы выкатилось скупое январское солнце. Снежная даль склона заискрилась, налилась слезящим глаза светом. Сокол тоже продрог, ему захотелось закурить.

— Потерпи! — сурово бросил Бобров. Виктор послушно сунул папиросы в карман куртки. Мерзли ноги, пощипывало кончики пальцев.

В этот момент рядом с сосной появился наконец долгожданный лыжник. Заложив палки за спину и неторопливо отталкиваясь ногами, финн шел по лыжне, на ходу посасывая маленькую перламутровую трубочку. Светлая с голубым махром шапочка кокетливо сдвинулась на белесую бровь, из-под ворота серой куртки выглядывал белый пуховый свитер.

Сомнений нет — Сухтайнен шел в Лососинку. Трудно понять, сколько прошел этот искусный лыжник: движения его ровны, ритмичны, непринужденны. Но привычный глаз Сокола различил в лыжнике легкую вялость.

— Кажется, выдохся, — тихо сказал он.

— Спокойно, товарищи! — предупредительно поднял руку Бобров. — Пусть подойдет ближе.

«Как будто устал, а идет, словно только что оторвался от старта, — невольно оценил Сокол противника. — Даже когда в руках его нет палок, не каждый сможет с ним посоперничать».

Потом Соколу почему-то стало досадно и стыдно, что так много вооруженных здоровых людей стерегут одного почти беззащитного, усталого человека, и он мысленно сравнил финна с убегающим в гору зайцем.

Мысли Сокола оборвал резкий, протяжный свист. Финн сразу же остановился, изогнул в повороте тонкую талию. На дорожку выскочил высокий сутуловатый человек в коротенькой финской, с замочком, куртке. Он что-то крикнул Сухтайнену и снова скользнул в лес.

Не дожидаясь команды, Сокол вскочил на ноги, но жилистая, сильная рука Боброва опрокинула его в снег. Когда Виктор поднялся, больше дюжины лыжников, обгоняя друг друга, быстрой стайкой летели по склону. У опушки леса замелькали вооруженные всадники. Сокол тоже мчится вниз. Солнце и ветер слезят глаза. Но и сквозь слезы он видит стройного лыжника в белом и голубой махор, птицей мечущийся в зеленых ветвях леса. Птичку надо поймать — лыжник должен быть схвачен. Махор мелькает по лыжне, на глазах улетает все дальше и дальше.

«Нажми, Сокол, нажми!»

Слева от Сухтайнена бегут еще двое, оба рослые, сутуловатые, быстрые, словно гончие. Это его друзья, они предупредили Сухтайнена. Хочется сорвать с плеча карабин и выстрелить в того, заднего, голенастого… Но Бобров сказал — без шума, без выстрела. Оглянувшись назад, Сокол видит еще троих лыжников, бегущих прямо за ним, своих, с неуклюже болтающимися за спинами карабинами. Еще дальше за ними барахтались в сугробах лошади и растерянные, залепленные снегом люди. Утопая по колено в снегу, они собирали разбросанные палки и лыжи.

Форей Сухтайнен шел красиво и быстро, как и подобало чемпиону Карелии. Расстояние между ним и Соколом росло. Виктор горячился, сбивался с темпа, слишком далеко выбрасывал палки и, почти не помогая ими, безалаберно расходовал силы.

Голубой махор еще виден Соколу, смутная надежда догнать его еще теплилась в груди.

Разрыв продолжал упорно расти, финн уходил. Здесь, на узкой лесной тропинке, кто мог бы догнать его? Пуля, одна только пуля.

Стрелять не положено, Бобров сказал, что нельзя.

Сокол изо всех сил рвался вперед, спотыкался, падал, снова вставал, бежал и опять спотыкался. Сознание своей слабости бесило его, Сухтайнен скрылся за поворотом, бегущие сзади с карабинами далеко отстали. Соколу казалось, что он на соревнованиях. Впереди него, как несколько лет назад на эстафете студентов, шел сильнейший лыжник, впрочем, тогда Сокол все-таки обогнал его, а теперь соперником был чемпион Карелии, не человек, ветер — ветра ему не догнать.

На повороте Сокол увидел, что финн ушел далеко. В яростной злобе Виктор сорвал с плеча карабин, упал на колени. Он целился в белую шапочку. Увы! Голубого махра уже не видно. Финн соскочил с лыжни и скрылся в сосновой чаще.

— Ушел!

— Стой, погоди, не стреляй! — остановил Сокола поравнявшийся с ним лыжник с непокрытою огненно-рыжей головою. — Далеко не уйдет, догоним…

Рыжий обежал Сокола, вырвался вперед. На нем не было карабина, он совсем налегке — в розовой, прилипшей к потному телу майке. Конопатое лицо рыжею было так же красно, как голова, оно все лоснилось, блестело, словно парень только что вышел из бани.

Сокол бежал за рыжим нога в ногу, изредка наезжая на задники его лыж. Одежда Виктора была мокрая от пота, рваные мозоли на руках сочились кровью. От рыжего валил пар, розовая майка сбилась складками, красная мускулистая спина до лопаток открыта. Большими грубыми руками рыжий на ходу отирал вспотевший лоб, оставляя на нем грязные кровавые полосы, движения его становились вялыми, скованными,

— С дорожки! — как на соревнованиях, крикнул ему Сокол и легко обогнал, держась по всем правилам одной колеи. Хотелось пить. В гортани сухо, как в печке. На ходу хватая пригоршнями снег, Сокол совал его в рот, но это еще сильнее, еще мучительнее разжигало жажду.

Казалось, лыжному следу не будет конца. Он шел по густому кустарнику, пробирался под лохматыми лапами деревьев, взбирался на скалистые уступы, как пара змей, уползал в темень ущелий. Все гуще и гуще лес, все труднее дорога. «Куда же пропал Сухтайнен, где рыжий? И будет ли конец этой проклятой лыжне?» Тело клонилось вперед, почти гнулось к земле, усталость мутила сознание, и только одна назойливая, безотвязная мысль не меркла в мозгу: «Когда же конец проклятущей лыжне?»

Ни разу за все свои двадцать три года жизни не бегал так много и быстро Сокол. Он и сам не ожидал, что найдет в себе столько упорства и силы.

В полдень лыжная дорожка выбралась наконец из леса и поползла по крутым Скандинавским отрогам. Непосильной глыбой давила на тело усталость. Превозмогая ее с прежней настойчивостью, Сокол бежал и бежал по лыжне. Яркое солнце слепило глаза, потоком лучей заливало открывавшуюся взору крутую гору. «Взберусь ли? — посматривая на нее, рассчитывал Виктор.— Хватит ли сил?»