Владимир Козловский - Ищу свою звезду

— Что это у тебя, мил-человек, плуги-то в снегу утопли? Видишь, как их ржа-то ест, нешто под навесом места им нет?

— А вы кто такой будете? — оглядывая Игната, перешел в наступление кузнец,

— Кто, кто. Инспехтор.

— С области, что ли?

— Ты разговор о деле веди. Что у тебя, рук нет?

— Руки-то есть, — ухмыльнулся кузнец, — да разве одному все осилить? Я уже год с председателем воюю, подручного требую. А он только знает свое — людей нет, и баста. Вот, говорит, сына вырастишь и приучай в помощники. А сын-то только на тот год в школу идет…

— Да, одному сиротливо, — берясь за ручки плужка, посочувствовал Игнат. — А ну, давай вместе.

Полдня провозился Булатов у колхозной кузницы и навел завидный порядок. Горделиво оглядывая поставленные в ряд смазанные и чистенькие плужки, он довольно крякнул:

— Вот так-то оно покрасивее будет, по-хозяйски.

Когда Игнат собрался уходить, кузнец снова спросил:

— Нет, верно, вы кто все-таки будете?

— Говорю, инспехтор, — подмигнул Игнат и впервые за все эти дни громко от души рассмеялся.

— Шутник вы, видать…

— Бери в подручные.

— О, с таким подручным мы бы на всю область делов наделали!

Игнат вздохнул. В глазах его неожиданно появилась грусть. Уже другим, подавленным голосом произнес:

— Ну, бывай здоров, парень!

— До свиданья. Спасибо вам.

— Не на чем. Мне это в удовольствие.

Незаметно для себя Игнат втягивался в жизнь колхоза. Однако считал, то делает не для колхоза, а для себя, в свое удовольствие, и глубоко ошибался, полагая, что никто не знает о его трудовых прогулках.

«Понимаю тебя, Игнат, — думал председатель, — томишься, мучаешься. Все твои дороги к колхозу ведут. Но куда тебе! Гордость. Разве ты в своей ошибке сознаешься? А, впрочем, как знать. Тебя теперь со дня на день в правлении дожидать надо. Работник из тебя ладный, хозяин что надо… Может, пойти пригласить? Нет уж, хватит. Походил за тобой, помучился. Сколько ты мне крови испортил!»

Игнат пришел без приглашения. Пришел неожиданно для самого себя, даже не подумав о цели своего посещения. Шел вечером мимо правления, увидел огонек в кабинете председателя — ну и завернул, как заблудившийся путник. Без стука открыл дверь и остановился на пороге: большой и могучий, как столетний дуб. Сбросив треух и расчесывая пятерней чуть тронутые сединою кудри, он с заметным волнением произнес:

— Ну, здравствуй, Федор Сергеевич.

— А, Булатов.

Игнат сразу насторожился. Ему показалось, что в голосе председателя прозвучала нотка насмешки.

«Зачем я пришел, что мне здесь нужно?»

— Проходи, Игаат, присаживайся. Я тебя ждал.

— Что за нужда была?

— Я полагал, что с нуждою явишься ты.

Клочкастые брови Игната прыгнули вверх и тучами спустились к глазам.

Федор Сергеевич слегка улыбнулся.

— Разве не угадал?

— Гадать поучись у цыганок.

Федор Сергеевич снял очки и, встав из-за стола, прошелся по кабинету.

— Колючий ты, как и раньше был. А я полагал, что жизнь тебя научила, обломала немного. Ты разве не в колхоз проситься пришел?

— А что, не примешь?

— Я-то не властен. Решают колхозники.

— Беднячком притворяешься. Ну, а если тебя спросят?

— Как тебе сказать. Ты наш последний разговор помнишь?

— Это насчет худого дня, что ли?

— Да.

Игнат встал, низко надвинул треух и дернул за ручку двери,

— Плохо ты людей знаешь... Пред-се-да-тель.

Федор Сергеевич не стал удерживать Игната. «Скажи ты, пожалуйста, спеси как много. Да и я хорош. По душам поговорить не мог…»

Он подошел к окну и взглянул в лиловую темь ночи. Там, в океане мглы, весело перемигивались далекие звезды.

Долго смотрела Айна в степь, где с каждой минутой все меньше, все туманнее становилась одинокая фигура всадника. Улеглась в степи пыль, утих топот, а она втайне надеялась — одумается Сокол, поймет, что погорячился, вернется.

Что же это такое? Был вот рядом любимый, обнимал, обжигал ее огнем своей ласки — и нет его, ускакал, скрылся. Попробуй теперь догони его, найди! Неужели эта разлука навечно? Как мало счастливых, радостных дней подарила ей ее первая любовь и как много беспокойных, томительных. И все из-за ее странного, неуравновешенного характера, из-за ее глупости.

«Почему он не понимает меня? — горько вздохнула Айна. — Почему не догадается, что говорю я порою не то, что чувствует сердце? Как же теперь без него, без его писем, без надежды?»

Она пришла в земельное управление, печально кивнула сослуживцам, села за письменный стол. Достала одну из рабочих папок. Старательно, хмуря брови, перечитала бумажки: разнарядку на химикаты, инструкцию по борьбе с саранчой, планы земельных угодий, заявку на семена многолетних трав. Как это все скучно! Читаешь, перечитываешь, словно глотаешь пилюли: знаешь, что горько, но нужно. Неужели следовало кончать институт для того, чтобы составить сводку или переписать и заклеить в конверт инструкцию? Ведь это может сделать и секретарь. Секретарь это сделает даже быстрее и лучше. И где простор для мыслей, творчества, где плоды труда, о которых с таким увлечением говорил Сокол?

— Вы, я вижу, скучаете, Айна Васильевна? — прервал занятия Айны заведующий. — Попросил бы в «Рассвет» заглянуть, проверить, как там у них с семенами. Сможете?

— Я готова, — поправляя платок, встала из-за стола Айна.

— Отлично. Вы — как солдат по тревоге. Дядя Гриша вас отвезет.

Дядя Гриша (тот самый старик, с которым первым в Марьянино познакомился Сокол), как только сел на облучок тарантаса, расправил спину, важно расставил в сторону локти. С какой-то особенной лихостью он щелкнул языком и шлепнул по крупу коня вожжами.

— Но, Мальчик, пошел!

Круто изогнув шею, конь рванулся вперед.

— Вы даже помолодели, дядя Гриша, — улыбнулась Айна, — любите лошадей?

— Не говорите, Айна Васильевна, страсть уважаю быстро поездить. Я ведь когда-то у местных бар кучерил: от сопливого носа до седины на облучке просидел. Но, Мальчик! — снова тряхнул он вожжами.

Председатель колхоза, высокий, лет сорока пяти, чернявый мужчина, провел Айну в свой кабинет. Хитроватые глаза его изучающе осматривали новую «агрономшу»: посмотрим, посмотрим, что ты за птица,

— Значит, по проверке семян, барышня? Что ж, и то дело. Только боюсь, что зря потревожились, кладовщик наш на этом деле, как говорят, собаку съел, за семенами хлеще, чем за своею жинкою, смотрит,

Оттого что председатель назвал Айну барышней, ей стало как-то не по себе, и она уже мысленно выругала себя за отделанное мехом «под котик» пальто, шерстяное с вышивкой платье, за белые туфельки. «Вырядилась, словно в гости приехала!»

— Давайте пройдем по складам, проверим, — сдержанно предложила Айна.