Павел Толстобров - Крепче брони

«Ноги мои распухли. Идти я не могла, и меня привязали, как животное, к санкам и тащили. Остальных, кто отставал, расстреливали. В хуторе Грушевка жители и вытащили меня из-под носа часовых и спрятали. Немного подлечили».

Из письма А. Рыбаченко.

Спасителями Анны оказались Мария Гавриловна Сальникова и ее брат Федор Гаврилович Закотнов. Они укрыли ее от немцев, помогали встать на ноги, пока не пришли наши войска.

Потом опять госпиталь. Физически поправилась, немного окрепла. Но как залечить душевную рану?.. Нет, она ни в чем не уронила чести и достоинства советского офицера. Можно ли осуждать человека за то, что последняя пуля досталась не ему, а врагу?..

Наконец Анну вызвали в Москву. Вручая орден Красной Звезды, М. И. Калинин пожелал ей новых боевых успехов.

Анне Рыбаченко присвоили звание старшего лейтенанта и назначили командиром отдельной стрелковой роты Московской зоны обороны. Казалось, все идет на лад. Но мысли девушки далеко-далеко: слишком велик ее счет врагу, чтобы спокойно сидеть в тылу. И она пишет рапорт за рапортом: «Прошу послать меня на фронт…»

…Корсунь-Шевченковская, Ясско-Кишиневская операции, Румыния, Венгрия — опять бесконечные дороги. И бои, бои. Но теперь это были дороги на запад, дороги побед. День ото дня росли боевое мастерство, командирская сноровка. А храбрости Анне Рыбаченко не занимать. Многое можно было бы рассказать о ее боевых делах на этом пути. Но ей больше всего памятна одна из операций в Карпатах.

Немцы сильно укрепились на одном из перевалов, задерживая продвижение наших войск. Атаки в лоб не давали никаких результатов, только потери. Старший лейтенант Рыбаченко во главе артиллерийско-пулеметной роты, через нагромождения скал, по едва заметным тропинкам два дня пробиралась в обход перевала, а потом дерзким ударом с тыла выбила с него врага. Путь нашим войскам открыт. За эту операцию Анна была награждена орденом Отечественной войны 1-й степени.

«…Гв. ст. лейтенант Рыбаченко А. А…в период наступательных боев в Карпатских горах проявила себя смелым и боевым командиром.

Под ее командованием рота в течение 4-х дней продвинулась в труднопроходимой местности более чем на 100 километров, овладев при этом важными опорными пунктами противника…

Авторитетом среди офицерского состава пользуется. Морально устойчива, идеологически выдержана. Делу партии и социалистической Родине предана…

Вывод: строевым командиром работать может, но ввиду болезненного состояния, вызванного ранением, целесообразно использовать на административно-хозяйственной работе».

Из боевой характеристики.

«До сих пор я не могу прийти в себя от этой столь желанной встречи. Вдруг на меня нахлынули воспоминания, передо мной вновь и вновь проносятся первые счастливейшие дни Советской власти. Вы не можете себе представить, как мы, освобожденные от полувоенной муштры в румынской школе, восприняли первые советские песни на родном языке, первые уроки на родном языке, первые школьные собрания и пионерские сборы…

Одним из первых советских людей, поставивших нас на ноги, были Вы, Анна Алексеевна, и сегодня от имени всех моих одноклассников говорю вам: спасибо, родная, еще раз спасибо! Ваш труд пионерского вожака в школе не прошел даром… До свидания! Целую! Искренне Ваша Оленка».

Из письма Е. Максимюк-Ващенко, народного судьи Глыбокского района Черновицкой обл.

«Из вашего письма мы узнали, где были бои Вашей роты. Там и сейчас растет виноградник в балке и яблонька с кислыми яблоками. Посмотрите, Анна Алексеевна, может быть, это та самая, о которой Вы вспоминаете… Желаем, чтобы жизнь Ваша продолжала быть яркой звездой, зовущей других на служение Родине. Преклоняемся перед Вашим мужеством».

Из письма пионеров одной из школ Клетского района.

«В музее боевого пути 40-й армии, созданном при 91-й киевской школе, есть специальный стенд о А. А. Рыбаченко. С тринадцати лет комсомолка. В шестнадцать — учительница, в восемнадцать — секретарь райкома комсомола. В девятнадцать командует ротой…»

«Известия», № 56, 1968 г.

Не только в киевской школе. Во многих других школьных и местных краеведческих музеях можно встретить материалы об Анне Алексеевне Рыбаченко. А письма! Они идут из самых разных мест — от взрослых, от школьников — успевай отвечать.

И приглашения. На встречи ветеранов, в школы, на телевидение, на предприятия… Надо отдать должное Анне Алексеевне — она старается откликнуться на каждую просьбу, особенно ребячью. Несмотря на физические недуги, она является членом многих обществ, часто выступает с лекциями по путевкам общества «Знание». Почти о каждой встрече подробно расскажет в письме. Письма эти то восторженные, то грустные, потому что иные встречи заставляют вновь все вспомнить и пережить.

И в то же время каждая встреча с ветеранами войны, со школьниками, с молодежью, каждое письмо от друзей, а их у нее очень много, заряжают новыми силами. И она пишет:

«Я не унываю. Жизнь прожита правильно, главное — не напрасно».

Да, великое дело — жить для людей, приносить им пользу. И получать в ответ добро за добро.

День стоял жаркий, хотя наступил сентябрь. Высокое солнце нещадно палило. Но здесь, на высоте, приятно обдувал ветерок.

Мы бродили по пожухлой траве, вспоминали бригаду, друзей, подбирали и рвали листовки, на которые немцы не скупились.

Николай Чернушкин за эти тяжелые дни боев не очень изменился. По крайней мере, внешне. Как всегда, чисто выбрит, подтянут. Сапоги начищены. У гимнастерки свежий подворотничок… Разве только немного осунулся, стал более сдержан, да появилась суровость во взгляде.

На передовой в этот день было относительно спокойно. Оттуда только изредка доносились пулеметные очереди. Над головой крутилась зловещая «рама».

Провожая взглядом самолет, Николай на некоторое время замолчал. Потом задумчиво произнес:

— Жаль, людей много положили. И каких!..

Тяжелораненые не хотят оставлять поле боя. Приказываешь: «Отправляйтесь в медсанбат!»

А в ответ слышишь: «Пока жив, буду драться».

И опять задумался.

— О взводе Зелинского обязательно расскажите в газете. Он бился так же, как взвод Кочеткова. Отбил две атаки тридцати немецких танков. Семь танков сжег в одном бою. Из двадцати бронебойщиков в живых осталось четверо. Но враг не прошел. Погиб и сам Зелинский. Хороший был командир взвода и парторг роты. За ним бойцы готовы были пойти в огонь и в воду. И шли… А сколько таких, как Зелинский, погибло в эти дни…

Видно было, как тяжело переживает Чернушкин потерю тех, кто еще недавно был рядом, с кем привык делить трудности, горе и радость.