Павел Толстобров - Крепче брони

К шести часам утра 2-й батальон с боем продвинулся на два километра вперед, а днем ворвался на высоту. Завязался ожесточенный бой.

Но где же 1-й батальон? Поддержи он сейчас своего соседа, и успех обеспечен. Однако приходится из последних сил сдерживать контратаки врага.

А 1-й батальон, которым после ранения капитана Суховеева командовал лейтенант Астахов, только вышел из пункта сосредоточения и сбился с пути. Всю ночь плутал и к рассвету оказался в трех километрах правее 2-го батальона. Будь Астахов более сообразительным и предприимчивым, он мог бы исправить свою ошибку и существенно помочь товарищам. Но этого не случилось. И вся тяжесть операции легла на плечи батальона Чернушкина.

Немцы между тем разведали, какие силы наступают на высоту, подтянули туда три батальона пехоты, артиллерию и контратаковали.

Бой продолжался весь день. Он шел с переменным успехом, потому что гвардейцы, зацепившись за оборонительный рубеж противника на высоте, сразу же использовали его для отражения немецких контратак. Не раз сами поднимались врукопашную. Но силы были неравными. Чернушкин находился в траншее рядом с пулеметчиком, когда немцы предприняли очередную контратаку. Вражеские солдаты, как подкошенные, падали от пулеметных очередей. Вдруг пулемет умолк. Николай уложил безжизненное тело младшего сержанта на дно траншеи, крикнул: «Санитар, сюда!» — и сам лег за пулемет.

Не раз бывало так. Бойцы с гордостью говорили: «Если комиссар за пулеметом, фрицу несдобровать!..» И сейчас он скосил не один десяток гитлеровцев. Но тут достала его вражеская пуля. Не выпуская из рук оружия, комиссар осел с ним в траншею…

На фронте можно привыкнуть ко многому. Можно даже потерять ощущение страха, опасности. Но привыкнуть к такому трудно… Многих мы потеряли за эти дни, недели. Но так тяжело я еще не переживал гибель никого. Такой уж это был человек — Николай Чернушкин!

1-й батальон располагался на самом левом фланге полка.

— Чувствуете дымок? Это его полевая кухня, — сказали нам.

Что ж, полевая кухня всегда была неплохим ориентиром.

Штаб батальона находился в длинном деревянном вагоне. Я удивился: как такая громадина на четырех колесах могла оказаться здесь, в лесу? В то же время от него повеяло чем-то домашним: этот вагон когда-то был полевым станом…

Встретил молоденький старший лейтенант в скрипучих ремнях (он оказался старшим адъютантом батальона).

— Мне командира или комиссара (я не знал, что здесь сейчас это одно лицо).

— Сейчас должен быть, подождите!

В проеме открытой двери показался батальонный комиссар Куклин:

— Вам снайпера Грызлова? Боюсь, что ничего не получится. Собирается с Соколовым на позицию. Давайте лучше поужинаем, как раз время подошло…

— Так ведь он тоже будет ужинать? Мы можем вместе. Вот и поговорим…

Через несколько минут вернулся посыльный.

— Грызлов уже поужинал. Но сейчас придет…

Лежим на пожухлой траве, с аппетитом уплетаем дымящуюся паром кашу. И вдруг:

— Гвардии сержант Грызлов по вашему приказанию…

Так вот он какой, Грызлов! Он мне почему-то представлялся этаким парнем — в плечах косая сажень… Грызлов же показался просто мальчишкой. Особенно эта стриженая голова и торчащие уши, когда он снял пилотку… Познакомившись, мы попросили его написать в газету об опыте снайперской работы.

Грызлов помялся. Потом ответил:

— Не могу. Некогда. Да и какой опыт?.. В другой раз…

— Но у тебя же на боевом счету…

— Эх!.. Разрешите идти? Меня ждут.

Так я от него ничего и не добился. Когда рассказал об этом Куклину, тот рассмеялся:

— Я же говорил! Он очень самолюбивый.

Вчера целый день просидели с Соколовым на позиции — и без толку. Да товарищи еще, наверное, подначили… Вечером пойду провожать его. Хотите вместе?

Еще бы, упустить такой случай!

…Бредем по ночному лесу. Впереди, словно привидения, едва заметны Грызлов и Соколов, за ними мы — Куклин, я. Идем молча, и я, спотыкаясь о выступившие корни деревьев, удивляюсь, как это они находят дорогу в такой темноте?

— Удивительный парень, — заговорил Куклин о Грызлове, — упрямый, настойчивый. О страхе у него, кажется, даже понятия нет. А теперь вот загорелся снайперизмом. Как ему удалось уговорить Соколова в напарники, просто не понимаю, но больше недели они вместе.

У землянки ротного командира постояли. Грызлов спустился куда-то под землю и вскоре появился с ним. Пошли.

Через какое-то время остановились опять — дошли до переднего края.

Командир роты предупредил:

— Ждите здесь. Выведу к боевому охранению, а там они уже сами сориентируются.

Стоим, ждем. И тут до меня дошло, почему Куклин то и дело предупреждал: «Осторожно, осторожно…». Здесь, на опушке леса, где деревья стоят реже, были хорошо видны траектории вражеских пулеметных очередей. Пунктиры трассирующих пуль довольно густо обсыпали лес. А в нем, рикошетируя от деревьев, пули изменяли направление полета… И в самом деле интересно наблюдать, как «порхают» в разные стороны эти светящиеся «жучки», если не знаешь, что они могут смертельно кусаться…

— До утра успеют? — это Куклин спрашивает вернувшегося ротного командира. А потом ко мне — До рассвета они должны успеть вырыть окоп и замаскироваться…

Когда наш разговор снова зашел о Грызлове, сказал:

— Никак не может смириться, что у Яковлева на счету больше убитых гитлеровцев, чем у него.

— Так ведь Яковлев раньше и начал?

— В том-то и дело. Яковлев, Журавлев, Домако были у нас первыми. А Грызлов хочет перегнать их…

Грызлов не был десантником. Но по своему характеру он от них ничем не отличался. И по возрасту. Только исполнилось девятнадцать. На фронт он должен был пойти младшим лейтенантом. Уже приготовил «кубики» на петлицы. Но курсы, на которых он учился, почему-то расформировали, и перед самой отправкой нашей дивизии под Сталинград оказался в 119-м гвардейском стрелковом полку…

Куклин был прав, говоря о бесстрашии и храбрости Грызлова. Он проявил себя уже в первых боях. Командуя отделением, не раз возглавлял взвод. В одном бою за Сиротинскую выбыл из строя командир, а рота оказалась в критическом положении: фашисты вот-вот могли ее окружить. Появились танки. Грызлов быстро оценил обстановку.

— Рота, слушай мою команду! — крикнул он. — За Родину, в атаку, ура-а-а! — И первым бросился на врага, увлекая бойцов.

Вражеская цепь была прорвана, люди спасены.

А вот какой случай произошел на высоте 180,9. Когда от пулеметной очереди погиб капитан Кузнецов и батальон по команде комиссара Куклина поднялся в контратаку, Грызлов, увлекшись боем, вырвался далеко вперед. Оказавшись вплотную перед вражеским пулеметом, на мгновение оглянулся. За ним бежало только двое солдат. Но Михаил не растерялся, не раздумывая, спрыгнул в окоп. Штыком запорол наводчика, разделался еще с двумя гитлеровцами и только после этого крикнул своим товарищам: