Павел Толстобров - Крепче брони

— Быстро ко мне! — а сам развернул пулемет и начал поливать свинцом врагов из их же оружия.

Заняв круговую оборону, он вместе с двумя бойцами несколько дней удерживал занятый рубеж. Оставил его только тогда, когда передали приказ командира отойти…

— И он их обгонит, — продолжал после некоторого молчания начатый разговор батальонный комиссар Куклин. — Снайпер из него будет отменный. Вот только побольше сноровки наберется…

Снайперское движение начиналось в дивизии незаметно, исподволь. Наверное, еще в первых боях, когда гвардейцам приходилось отбивать непрерывные атаки врага. Кто-то удачно снял наблюдателя-корректировщика. Кто-то расстрелял пулеметный расчет, не дававший нашим возможности подняться в контратаку. Кто-то вывел из строя гитлеровского офицера, который вел за собой наступающих… Стали называть имена наиболее метких стрелков: в 111-м полку — лейтенантов Майорова и Петренко, в 116-м — лейтенанта Кацая, в 119-м — красноармейца Яковлева…

Пока враг нажимал особенно, было не до занятий с отдельными стрелками. Но положение стало меняться. Убедившись, что гвардейцев не сломить, немцы начали сами зарываться в землю. Тогда-то и потребовались меткие стрелки. Появились и винтовки с оптическим прицелом. Разговор о развитии снайперского движения начался на партийных и комсомольских собраниях. Создавались школы снайперов.

Вот и Грызлов. Получив снайперскую винтовку, он разыскал земляка, Александра Чаплыгина, с которым недавно подружился.

— Слушай, Саша, пойдем завтра? Ты будешь выманивать, а я — чик, и фрица нет…

— А что? Пойдем. Только ты смотри!..

Еще до солнца выбрались к самым крайним деревьям. Слева — станица Сиротинская. Правее — высота 146,6, которую приходилось штурмовать. Когда на вершине высоты стали различимы предметы, Грызлов предупредил:

— Попробуем!

Чаплыгин выскочил из-за дерева, помахал пилоткой. В ответ — ни звука.

— Дрыхнут, сволочи! Тоже мне вояки, — ругался Грызлов.

Пришлось подождать, когда станет светлее.

— Давай еще!

Чаплыгин повторил свой маневр, и тотчас же— «вжик»! Пуля пропела у самого уха, а выстрела Грызлова не услышал.

— Ты что — спишь? — недовольно бросил Александр.

— Понимаешь, не заметил откуда. Придется еще.

Чаплыгин снова выскакивает из-за толстенной ивы. И опять — «вжик»! А Грызлов уже со злостью:

— Еще, еще, Саша!

— Я, Миша, буду вот так… — Он нацепил пилотку на палку, выставил ее и быстро убрал. И так повторил несколько раз, дразня немецкого стрелка. А может быть, стрелял уже не один. Пролетело сразу несколько пуль. Грызлов наконец заметил дымок выстрела, но не там, где ожидал, а значительно левее. Тоже выстрелил. А потом некоторое время пришлось вызывать нового охотника попасть под пулю… Пилотка совсем перестала «работать». Вражеские снайперы обнаружили подвох.

— Знаешь что, Саша, давай в другое место перейдем.

Но Чаплыгин, разглядывая продырявленную пилотку, молчал. Что-то разлюбилось ему это занятие.

— Не хочется больше, Миша. Давай выбираться домой…

Так и распалась эта «снайперская пара».

После этого Грызлов и начал обрабатывать Михаила Соколова. И чем взял? Патриотизмом…

— Ну какая ты гвардия? — говорит. — Люди в атаки, контратаки ходят, фрицев бьют, чтоб не осталось их на нашей советской земле. Вот это — гвардия! А ты— с ложкой-поварешкой… Право, как-то даже неудобно за тебя. А почему бы тебе, тезка, снайпером не стать? Стрелять-то умеешь?..

Соколов, на что спокойный человек, не вытерпел:

— Да отстанешь ты от меня, Грызлов? А стреляю я, может, получше тебя…

— Правда, Миша? Тогда давай в пару!

Михаил задумался. А в самом деле, не пора ли кончать с поварским делом? Хоть и любит он его, двенадцать лет был поваром в столичном ресторане. Но… ведь и стрелять он умеет метко. А поваром и другой, из более пожилых запасников сможет…

— Согласен, бери в напарники…

Любопытная составилась пара. Один юркий, тоненький, как подросток, немного бесшабашный, другой — степенный, грузноватый, как и положено повару, неторопливый в движениях и разговоре, да и годами годился Грызлову, по крайней мере, в дяди.

Часов до десяти просидели безрезультатно. Чуть высунь голову из окопа — пуля. То ли плохо замаскировались и быстро обнаружили себя, то ли их уже поджидал немецкий снайпер.

Грызлову такое сидение совсем не по душе. Соколов более спокоен: будто знает, что придет и их время.

— Соколов, у тебя веревка есть? Или шпагат?

— Найдется. А что?

— Давай сюда! — Грызлов подобрал валявшуюся рядом каску, привязал к ней веревку и палкой стал отодвигать от окопа. Ты будешь дергать за веревку, а я — наблюдать. Понял?

Соколов дернул за веревку. Каска подпрыгнула. Звякнула пуля. «Ну и меткий же, гад», — подумал Михаил.

— Вижу! Еще!

Выстрел Грызлова прозвучал одновременна со звоном каски.

— Проверим, дергай еще! Не может быть, чтобы я в него не попал.

Но противник молчал. Выстрел Грызлова достиг цели.

Через некоторое время каска ввела в заблуждение еще одного немецкого стрелка. Грызлов уложил и его.

Этими двумя и ограничилась в тот день «охота», по поводу которой сокрушался Михаил.

Молодость, нетерпение! Хотелось бить, бить…

Но опыт и успех приходят не сразу. Использовали педантичность противника: подстрелили одного— жди. Фашисты вылезут, чтобы убрать труп. Не теряй этот момент. Бывало и так. На каком-то участке наши перестают беспокоить, фашистов. Они начинают наглеть: выберутся на бруствер траншеи и, раздевшись до пояса, загорают под донским солнцем, да еще губными гармошками забавляются. Тут уж не зевай. У фашистов начинается возня: одни стремятся побыстрее уйти, другие убирают убитых. Выбирай цели и бей без промаха…

Со снайперами стали считаться и во время наступательных боев, которые не прекращала дивизия. Как правило, их ставили на фланги, и снайперы расчетливо выбивали вражеских офицеров, пулеметные расчеты, корректировщиков огня, помогая товарищам продвигаться вперед.

…На западной стороне Сиротинской дома рассыпаны не густо. А в то утро они казались еще реже. Может быть, потому, что станица словно вымерла: ни на улицах, ни на огородах ни одной живой души. Но Грызлов ждал.

— Миша, как ты думаешь, фрицы воду пьют?

— Пьют, наверно. Не один же французский коньяк лакать…

— Тогда подождем еще, — Грызлов давно приглядывался к одиноко торчавшему на улице колодцу. Станица на высокой горе, колодцев в ней мало. Не может быть, чтобы немцы не пометили этот…

Вот от ближнего дома отделилась женщина с коромыслом на плече.

— А, чтоб тебя! — Грызлов сплюнул с досады. — Куда ты лезешь?

Он почти отложил бинокль, но почему-то стал внимательнее рассматривать женщину. Потом передал бинокль напарнику, а сам — к оптическому прицелу.