Борис Егоров - Время ранних разлук

В каждом доме на стенах религиозные картины, статуи святых на полочках. Религиозность фанатическая.

Однажды мы ездили на подводе в разведку пути, остановились на развилке, чтобы уточнить маршрут и стали вдруг свидетелями такой картины. Идет по дороге крестьянка с тяжелым мешком, с нею ребенок. Мимо проезжает роскошный тарантас, запряженный парой лошадей. В тарантасе — толстенные, важные, надутые мужчина и женщина. Такие мне и моим ровесникам знакомы только по старым карикатурам, высмеивающим толстопузых буржуев.

Крестьянка подходит к нам, просит: «Подвезите».

Валиков помогает ей положить мешок на подводу, потом верный своей привычке немедленно вступать в разговор с незнакомыми, спрашивает:

— Что же вы тот тарантас не остановили? Вон, который впереди? Не посадили бы?

Женщина отвечает:

— О-о, это я не могу. Это паны.

— Подумаешь какое дело, — нарочито простецки говорит Валиков. — Почему они паны, а вы нет?

— Так богу угодно, — кротко произносит крестьянка.

Мы сидим на НП и обсуждаем этот случай.

— Вот теперь я понял, в чем вред религии, — с наивной убежденностью произносит радист Кучер.

— А ты что, не понимал раньше? — стараясь быть серьезным, спрашивает Богомазов. — Как же тебя комсоргом избрали?

Кучер не чувствует иронии, кипятится:

— Как не понимал?! Понимал. Но это же по книгам. А тут своими глазами такое видишь, что возмущаешься.

Тебе многим еще предстоит возмущаться, Кучер. Пройдет еще несколько дней, и ты увидишь, как вражеская артиллерия откроет огонь по группе крестьян на дороге. Вместо того чтобы спрятаться в канаву от осколков, крестьяне падут на колени и начнут молиться, широко осеняя себя крестным знамением и низко склоняя головы…

Непроизвольно, сам по себе возникший разговор о религии прерывается. Кто-то кричит мне из траншеи, что к нам на пункт идет подполковник Истомин.

Я встречаю его у входа, докладываю, он просит показать журнал наблюдений, цели на планшете. Подходит к стереотрубе, долго разглядывает немецкую оборону и неожиданно говорит:

— Посмотрите, впереди на пригорке церквушка. Правее ее, ноль двадцать, и выше, ноль пятнадцать, наведите трубу. Так… Что вы видите?

— Небо.

— Вот в этом месте неба поставьте кляксу.

Надо произвести разрыв в воздухе.

Подполковник хочет создать так называемый «фиктивный воздушный репер». Репер будет обозначен на планшете уколом булавки. И все цели — видимые и невидимые, — которые появятся потом в районе этого укола, можно будет накрывать быстро и наверняка, не делая сложных расчетов, внеся лишь небольшие поправки.

А сейчас придется попотеть! Снаряд с дистанционным взрывателем — проще говоря, с часовым механизмом — должен взорваться на заданном направлении, на заданной дальности и на заданной высоте…

Пока я колдую над планшетом, таблицей стрельбы и метеосводкой, подполковник связывается с майором Красиным:

— Девятая дает разрыв в воздухе. Засекайте стереотрубами.

Потом Истомин вызывает командира дивизиона АИР: разрыв будет «слушать» звукоразведка.

Я чувствую, как у меня стучит сердце. Волнуюсь: не оплошать бы. Говорю по телефону лейтенанту Резниченко, командиру огневого взвода:

— Первое орудие еще раз проверь сам.

Истомин смотрит на часы.

— Не нервничайте, старший лейтенант, не торопитесь.

— Я готов.

— Готов? Передайте на пункты: «Внимание!» — и открывайте огонь.

— Огонь!

Сзади за лесом раздается щелчок выстрела. Слышно, как, шурша, пролетает над нами снаряд.

Множество глаз будут сейчас искать разрыв. В его район повернули свои всеслышащие уши аппараты звукозасечки.

В небе появляется жирная черная клякса. Чуть правее и выше того места, куда наведен крестик стереотрубы.

— Недурно, Крылов, недурно, — говорит Истомин. — Вам нужен будет еще только один снаряд. Думал, больше. Опустите разрыв и дайте его левее.

— Огонь!

Снова в небе жирное пятно.

— Стой! — командует Истомин. — Записать установки! Крылов, ставлю вам «пять»! Сейчас уколем.

С пунктов дивизионов передают координаты разрыва. Данные визуальных наблюдений и звукоразведки совпадают.

Наношу местоположение репера на планшет и делаю укол ножкой циркуля. Чтобы укол не потерялся, обвожу его карандашным кружочком.

Резниченко докладывает установки, на которых был сделан второй выстрел. Теперь от этого репера, как от печки, можно танцевать в любую сторону.

«Танцевать» приходится очень скоро, через несколько часов. Майор Красин передает по телефону:

— С окраины деревни, левее церквушки, ведет огонь немецкая кочующая батарея. Перенесите на нее огонь от воздушного репера. Снарядов даю мало. Учтите, со своего НП смотрит Истомин…

Немецкую батарею «девятка» накрывает хорошо.

Спустя два дня, когда мы снова пошли в наступление, я был на окраине деревни, где эта батарея располагалась.

…В саду среди яблонь и вишен лежат стволы орудий, щиты, колеса, орудийные гильзы. Лежат еще не убранные трупы — люди и лошади. Ко мне подходит старик крестьянин.

— Как только ваши начали стрелять, германцы стали запрягать лошадей. Бежать хотели. Но запоздали. Так и полегли.

В саду двадцать глубоких воронок почти в рост человека. Снаряды легли один к одному.

Но это будет известно через два дня, а пока мы знаем лишь то, что батарея замолчала: она подавлена или уничтожена.

— Спасибо, Крылов! — кричит по телефону подполковник Истомин. — Наши утренние труды не пропали даром! Клякса была поставлена не зря. Авы, наверное, сердились: вот, мол, приехал Истомин экзаменовать… выдумывает разные задачи, как в артиллерийской академии. Авы знаете, война — это тоже академия.

Я понимаю, что хочет сказать Истомин. Я могу даже угадать, что он может сказать дальше: «воевать надо красиво, это искусство, а не драка…», «достоинство артиллериста — прежде всего в его культуре», «будьте немножечко аристократами — в хорошем смысле этого слова».

Майор Красин приказывает мне срочно явиться в штаб дивизиона.

— Посидим вместе ночку. Надо готовить «огни». Тут наши штабисты зашились.

«Огни» — это расчеты по всем вероятным целям: по обнаруженным батареям противника, по перекресткам дорог, по мостам, по оврагам, где может скопиться немецкая пехота. «Огней» — каждый из них под своим номером — обычно бывает очень много, десятки. И если по какой-то цели потребуется вдруг ударить — все расчеты готовы заранее, они известны командирам орудий, нужно назвать только номер «огня».

Готовить «огни» — вещь очень долгая, надо сидеть не разгибаясь с циркулем, угломером и таблицей стрельбы несколько часов.