Георгий Светлов - „В квадрате 28-31“

«Дней на пятнадцать…» — заверил Александр Иванович. Но не сдержал слова — не по своей, правда, вине. Да и мог ли он знать, что «командировка» его станет вечной, что не суждено будет ему вернуться с дальних партизанских дорог… Но об этом позднее.

Вечером партизан пригласили в районный комитет партии. Секретарь райкома Василий Васильевич Васильев сказал:

— Мы все гордимся вами, надеемся, что вы оправдаете доверие партии. Нет надобности подробно рассказывать вам о военной обстановке. Из газет и политинформаций вы знаете, что продвижение фашистов на северо-западе остановлено. Расчеты противника на успех под Москвой не оправдались. Положение на фронтах стабилизировалось, а на некоторых участках советские войска начали наступательные операции. Это, конечно, не означает, что враг разбит и не попытается предпринять новое наступление. Центральный Комитет партии принял постановление об усилении партизанской борьбы в тылу врага, чтобы всемерно препятствовать попыткам противника закрепиться на временно оккупированной территории. Если советский народ сумеет должным образом выполнить эту задачу, то натиск фашистских войск на фронтах будет значительно ослаблен.

Желающих отправиться в тыл врага много, но мы не можем оставить город, район, железную дорогу совсем без квалифицированных кадров, без мужских рук. Потому не всех желающих отпустили. Они даже в обиде на нас за это.

Вам, товарищи партизаны, надлежит сдать райкому партийные, комсомольские и военные билеты, паспорта и служебные удостоверения.

— Ясное дело, Василий Васильевич, — ответил за всех Георгий Васильевич Игнатьев, назначенный заместителем командира Бологовского отряда по строевой части.

— Тогда приступайте. Документы примет наш третий секретарь райкома Иван Васильевич Миронов.

А. Н. Валов, партизан отряда «Храбрый».

От него же получите талоны на продукты в дорогу. Выезд — завтра. Место сбора личного состава отряда — у вашего общежития. Желаю боевых успехов и партизанской славы!

Васильев подошел к каждому из сорока своих бологовских земляков, крепко пожал руки, обнял.

Было немного грустно, когда расставались партизаны со своими документами, особенно с дорогой каждому сердцу красной книжечкой члена Всесоюзной Коммунистической партии большевиков. Надолго ли? Может, навсегда, — ведь не всем выпадет судьба вернуться с победой в родной город.

Каждый, естественно, на всю жизнь запомнил номер своего партбилета, но многим хотелось и в тылу врага видеть этот номер своими глазами. Александр Николаевич Валов, член ВКП(б) с 1931 года, химическим карандашом записал номер своего партийного билета на внутренней стороне ремня недавно полученной винтовки.

— Вот так-то всегда будет со мной рядом мой партбилет — и в бою, и в походе, — удовлетворенно сказал он.

Примеру Валова последовали и другие партизаны.

Партизанский отряд железнодорожников готовился к отправке в Валдай. Сопровождать его поручалось Буйнову и Фатееву.

Валов, узнав, что с отрядом поедет и Никита Петрович Буйнов, заволновался: вдруг капитан напомнит ему о неприветливой встрече на вокзале. Александр шепнул Павловскому:

— Пропал я, Спиря. Вспомнит — насыплет на хвост соли.

— Не-е, не насыплет. Непохоже. С виду смотреть — человек добрый. Да и не время сейчас мелочи припоминать.

Павловский оказался прав. Буйнов, человек военный и требовательный, был вместе с тем справедливым и понимающим. Дисциплину почитал как одно из самых главных качеств человека. Увидев Валова, он подошел к нему и сказал:

— Рад, что и вы с нами, Александр Николаевич. А тогда, при исполнении служебных обязанностей, вы совершенно правильно поступили.

19 января, перекусив на дорогу, бойцы в сопровождении Буйнова и Фатеева на двух грузовиках с крытыми кузовами выехали на Куженкино. Время приближалось к вечеру.

Январские дни короткие, в четыре часа уже наступают сумерки, и многое из окружающего не столько замечается, сколько угадывается.

Проехали мимо городского кладбища. Свернули влево на проселочную дорогу. Расстояние от Бологого до Куженкина — около 15 километров. Соединяющая их дорога неважная, ухабистая и после дождей становится совершенно непроезжей. Но это весной и осенью, а зимой все дороги хороши. Стоит морозу сковать землю, а снежку подровнять ее поверхность, и можно смело ехать в любом направлении.

Местность до Куженкина открытая, ровная. Леса виднеются в отдалении темной полосой вдоль линии горизонта. Есть где разгуляться метелице! Как закрутит да завертит поземка, так и дороги не найдешь.

Ехали молча. Каждый был занят своими мыслями. Лишь Спиридон Иванович Павловский тихонько напевал про колокольчик — дар Валдая, который звенит уныло под дугой.

Точно прощаясь с отъезжавшими, приветливо кивали вдогонку темно-коричневыми сережками веточки черной ольхи, растущей вдоль обочин. Казалось, что под дуновением ветерка они тихо-тихо позвякивают, нашептывая слова последнего привета.

По заснеженной дороге навстречу бежала едва различимая колея. Слегка вьюжило. Мелкой крупой сыпался сухой снег. Доверяясь не столько зрению, сколько необъяснимому шоферскому инстинкту, водители вели машины по едва заметной колее уверенно и довольно быстро.

Вот и Куженкино. По автомагистрали Москва — Ленинград, на которую свернули истребители, с затемненными фарами проносились туда и сюда легковые и грузовые автомашины. На расчищенной от снега асфальтированной трассе дело пошло значительно веселее. Изменился и облик окружающей местности. Лес приблизился с обеих сторон.

Взошла луна. Дремлющий лес с ветвями, опушенными снегом, словно преобразился и стал еще более величавым и таинственным. Кажется, нет ни одной снежинки, которая не отбрасывала бы от себя матового сияния.

Под впечатлением этого волшебного пейзажа Александр Петров припомнил, как, бывало, ездил по зимней лесной дороге на праздник в деревню.

…Расписные розвальни с удобной спинкой. На сиденье набросано душистое сено, покрытое пестротканой суровиной домашней работы. Прыткая лошаденка бойко несется, выбивая копытами комья снега. Позвякивает бубенчик, подвешенный под дугой.

Дремлется. Но спать нельзя — мигом отморозишь нос и щеки. А в деревне, как всегда, первой встречает бабушка и приговаривает: «Приехал, внучонок! Здравствуй, родимый!..» Для нее он всегда был малышом…

Промелькнуло Едрово. Его узнали по длинному одноэтажному дому справа, с обширным двором, обнесенным высоким каменным забором. Здесь в старину была почтовая станция, где путешественники отдыхали и меняли лошадей.