Георгий Свиридов - Последний раунд

- А если убьют или поймают?

- Умирают только один раз, - ответил Вовка. - Отец всегда так говорил.

Санька молча соглашался, хотя умирать ему не хотелось. Лучше бы как-нибудь избежать и того и другого. И он перевел разговор:

- Надо чем-нибудь подзаправиться, а то в животе пусто.

Вовка утвердительно кивнул.

- Не мешало бы. А чем?

- Летом в лесу с голодухи не помрем, - уверенно сказал Санька. - Травы кругом много.

- Я не корова и не кролик, - мрачно произнес Вовка, - жрать траву не собираюсь.

- Смотря какую, трава траве рознь. Смотри, сколько щавеля.

При упоминании о щавеле Вовка скривился.

- От него живот пучит, - сказал он, вспоминая вчерашний день.

- А заячью капусту ел?

Вовка отрицательно покачал головой.

- А орешки рвал? Вот, над головой, правда, зеленые, но зернышки уже есть можно. Попробуй!

Санька нарвал каких-то стебельков, очистил их от кожуры. На вкус они были довольно приятными. Накопал белых кореньев, промыл их в ручье. Коренья тоже оказались съедобными и сладкими на вкус. Насобирал сыроежек, темных ягод с зеленой сочной мякотью. Крепкой палкой выковырял небольшие клубни, по вкусу чем-то напоминающие репу.

- В лесу не пропадем! - говорил Санька, отправляя в рот коренья. - Так и до зимы можно протянуть. Как пещерные люди. А там, глядишь, и война кончится. Мы выйдем из лесу как раз к сентябрю, к началу занятий в школе. Вот все будут удивляться и расспрашивать нас. Правда, здорово?

Вовка нахмурил брови. Он понял брата.

- Нет, Санька. Ты как хочешь, а я пойду. Покажешь место, где шел бой? Мне еще оружием надо подзапастись и патронами для пистолета.

- Ладно, - нехотя ответил Санька, и по его голосу трудно было понять, одобряет он решение Вовки или нет.

- Еще далеко?

- Уже пришли, - ответил Санька. - Вон за тем пригорком.

Лесная чаща по-прежнему была густой. Но Санька легко находил тропку, и они продвигались почти без затруднений. Впереди, рассекая лес, показалась просека. Где-то недалеко раздался гул моторов.

- Дорога близко, - определил Вовка.

- А чуть левее и будет то место, где шел бой. Только, чур, не шуметь. - Санька заговорил шепотом. - На просеку выходить не будем. А то, чего доброго, попадемся… Фашисты кругом.

Вовка вслушался и по шуму моторов, шелесту шин определил, что движется колонна автомашин.

- И вчера целый день ехали, - вздохнул Санька. Он вдруг схватил брата за руку.

- Тсс! - У Саньки округлились от страха глаза. - Немцы!!

Вовка выглянул из-за дерева и тоже застыл на месте. По узкой просеке шли гитлеровцы в серых мундирах, с автоматами в руках. На головах тускло поблескивали стальные каски. Они вели двоих пленных. У Вовки екнуло сердце: «Может, отец? - Отодвинув ветки, он старался рассмотреть лица. - Нет, не похож. Но все равно наши, русские!» У одного голова забинтована, местами сквозь марлю проступают темные пятна. На нем нижняя белая рубаха и синие командирские штаны. Идет босиком. Руки скручены за спиной. У второго на рукаве изодранной гимнастерки Вовка отчетливо увидел звезду. «Комиссар, - определил Вовка. - Один командир, другой комиссар! Куда их ведут?»

Шествие замыкал низкорослый немец. Он нес тяжелую плоскую канистру. Автомат болтался у него на груди.

Высокий, узкоплечий офицер дал команду. Солдаты защелкали автоматами. Офицер подошел к пленным и, оскалив зубы в улыбке, сказал:

- Вы сейчас умирайт. Говорит последний слово.

Комиссар презрительно посмотрел на немца:

- С фашистами не разговариваю, - и отвернулся.

- Смотрите, подлюги, как умирают русские командиры, как умирают коммунисты! Мы плюем в вашу фашистскую морду! - И с этими словами командир с забинтованной головой плюнул.

Фашист побагровел, обтерся и заорал. Солдаты подскочили к пленным, повалили их на землю, связали ремнями ноги. Двое солдат подбежали с охапками хвороста и стали забрасывать пленных. Низкорослый немец открыл крышку канистры и полил из нее на хворост. Офицер скрутил кусок газеты, вынул зажигалку и, нервно чиркнув, поднес ее к бумаге. Когда она разгорелась, осторожно, издалека бросил ее в хворост. Ярко, с гулом вспыхнуло пламя.

Санька, охнув, закрыл лицо руками. Вовка побледнел и, кусая губы, яростно сжал кулаки. Сейчас раздастся отчаянный крик. Но что это? Они услышали пение. Да, пели «Интернационал»:

Вовку била дрожь. Надо что-то сделать, но что? Санька, прижав руки к груди, медленно пятился назад.

Вдруг Вовка сунул пальцы в рот и оглушил притихший лес отчаянным свистом.

Санька вздрогнул и в ужасе вцепился ему в руку.

- Что ты делаешь? Убьют!

Немцы вскинули автоматы и стали палить по темной чаще, по густым кустам, по кронам деревьев. А из костра неслись крики:

- Прощайте, товарищи! Умираем за Родину!

- Бейте гадов!

Один из фашистов подошел к костру и прострочил длинными очередями пламя.

- Бежим! А то поймают и как Антошку… - шептал Санька, не отпуская Вовкину руку, но бежать у него не хватало сил.

На следующий день Вовка и Санька, крадучись, вышли на просеку. В руках у них были две саперные лопаты, которые они нашли в кювете.

Стараясь не шуметь, ребята торопливо копали, но земля поддавалась туго. К полудню вырос небольшой холмик.

- Жалко, - сказал Санька, вытирая вспотевшее лицо рукавом, - креста нету. Может, с кладбища стянем?

- Надо не крест, а звезду.

- На нашем кладбище звезду не найдешь, там одни кресты.

- Сами сделаем.

Возле окопов они разыскали поломанный фанерный ящик. На куске фанеры Вовка нарисовал карандашом пятиконечную звезду и большим складным ножом (его нашли в полупустом солдатском ранце) старательно вырезал. Санька вытащил из ящика несколько гвоздей, выровнял их и рукояткой пистолета прибил звезду к палке.

- Фамилии хорошо бы написать, - сказал Санька. - Да жаль, мы их не знаем.

Вовка послюнявил химический карандаш и написал на звезде печатными буквами: «Здесь лежат два героя-коммуниста». Потом подумал и приписал внизу: «27 июня 1941 года».

- Кажись, все, теперь айда отсюда, - сказал Санька, оглядываясь. - Место больно опасное.

Но Вовка, казалось, ничего не слышал. В его глазах появился какой-то холодный блеск, губы плотно сжались. Санька, искоса наблюдая за ним, насторожился, догадываясь, что брат задумал что-то, но спросить не решался.

- Клянусь мстить проклятым фашистам! - в голосе Вовки зазвенели глухие железные нотки. - Клянусь своей кровью.

Вовка вынул нож и надрезал указательный палец левой руки. Когда показалась кровь, он пальцем написал на звезде: «Восыком».

- Вот теперь все, - сказал Вовка другим, уставшим голосом, как человек, сделавший большое дело, очень важное для него самого. - Теперь можно идти. До самого фронта.