Василий Ванюшин - Штурм

— Товарищ подполковник! — воскликнул Колчин. — Я все понял.

— А поняли, так молчите. На откровенность не обижайтесь. Вы были свидетелем… Прошу обо мне не распространяться.

Недалеко горным обвалом громыхнула крупнокалиберная пушка — над полями и лесом прокатился гул с прищелкиванием и шумом ливневого дождя. Пристреливалась тяжелая артиллерия, занявшая огневые позиции.

Все было решено, утром шестого апреля командармы на запрос маршала ответили, что откладывать не следует, хотя погода не улучшилась и две тысячи самолетов не могут подняться в воздух. И маршал отдал приказ начинать… До десяти часов, начала артподготовки, оставались минуты. Маршал попросил стакан чаю. В этот напряженный момент надо остаться наедине с собой.

Так русский человек, собравшись в трудный путь, перед отъездом присаживается на минуту-другую и сидит молча. Он как бы сбрасывает с себя всю тяжесть хлопот, голова становится свежее, и, возможно, вспомнится, что еще не сделано, и есть время сделать, проверить.

— Принесите газету, — сказал маршал, и адъютант подумал, что тут самое простое — к чаю, известно, нужна газета, но маршал угадал мысль адъютанта и добавил: — Немецкую газету.

Адъютант принес «Прейсише цейтунг», газету Коха. Гаулейтер был владельцем ее так же, как главой концерна «Эрих Кох — штифтунг», других промышленных предприятий; многих он уже лишился навсегда. Газета славила своего хозяина, имя его встречалось на страницах чаще имени фюрера. Гаулейтер выступал по радио и на разных совещаниях. Речи были стандартны, но каждая излагалась в газете.

Маршал читал, взбалтывая и потягивая чай. Все Кох да Кох… Он призывал немцев к фанатичной борьбе с большевиками, напомнил былое. В тексте жирным шрифтом выделялась фраза: «Для нас в Восточной Пруссии незабываемо от начала войны до окончательной победы слово старого Мольтке: вперед!»

Вот как!ꓺ Ложечка сильнее звякнула о стекло, маршал, отбросив газету, встал из-за стола, одернул китель и подошел к окну.

Туман закрывал Кенигсберг. Смутно видны были деревья, темная земля, лоснилась слякотная дорога, исчезавшая недалеко в густой серой пелене. Хмурый, как эта непогода, маршал отвернулся.

Хорошо видимый Кенигсберг находился рядом, в комнате, на большом квадратном столе. Точный макет города. Уменьшенно воспроизведены кварталы, отдельные дома, вокзалы, железнодорожные линии, пруды, каналы, река Прегель, весь рельеф местности и на ней оборонительные сооружения — форты выделялись особенно отчетливо, в земляное покрытие их воткнуты маленькие веточки деревьев.

Все это выглядело игрушечно. На самом деле было логово врага, издавна и умело укрепленное.

Заложив руки за спину и в который раз рассматривая макет, маршал вновь думал о значении крепостей и фортов, вспоминал, что писалось о них раньше.

Военные теоретики противоречили друг другу. Одни утверждали: крепости позволяют обороняющимся выиграть время; другие: крепости вызывают напрасный расход времени, удерживая в себе войска; третьи: крепости дают точку опоры; четвертые: крепости доводят собственные войска до точки замерзания, то есть делают их неподвижными; пятые: хотя крепости и не позволяют маневрировать, но в нужный момент гарнизон может сделать вылазку; шестые: возражая, говорили, что гарнизон все равно уберется обратно. Единого мнения не было и в том, надо ли штурмовать крепости? В восемьсот одиннадцатом году на Дунае Кутузов одержал блестящую победу у крепости Рущук. Затем отступил, увлек за собой войска Ахмет-паши и разбил их, а русских было в два раза меньше турок. Русский профессор Величко привел такие цифры: из двухсот крепостей, имевшихся к началу первой мировой войны, лишь десяток сыграл сколь-нибудь серьезную роль. Всего пять процентов!

Можно ли думать, что крепости и форты потеряли свое значение, особенно при нынешней силе оружия? Нет, конечно. Тому доказательство — Брест…

Толстостенные, почти неуязвимые кенигсбергские форты с крупными гарнизонами, артиллерией и пулеметами — это отдельные крепости, имеющие огневую связь друг с другом или через промежуточные доты, — подобных сооружений войска фронта не встречали. И никогда ни одной армии не приходилось штурмовать большой город с такими мощными и многочисленными укреплениями от внешнего пояса до цитадели в центре.

Из всего, что написано раньше и известно о крепостях, рациональное учтено, принято к сведению, подготовка штабом велась вдумчивая, тщательная до скрупулезности, враг рассматривался как сильный, злой и упорный в обороне, поэтому в наших войсках не должно быть пи тени самоуспокоенности. Но все ли пойдет по плану? Не застрянут ли штурмовые отряды возле фортов? Если их не удастся взять при первой атаке, надо блокировать, а остальным батальонам вместе с танками обойти эти крепости с замкнутыми стенами и обводными рвами — и дальше, быстрее, не задерживаясь. Это известно командирам всех степеней, но вдруг случится непредвиденное?

Оставалось чуть больше минуты. Маршал присел к столу. Тишина стояла напряженная, будто все вокруг замерло в ожидании.

Ровно в десять фронт, подковой охвативший Кенигсберг с его пригородами и фортами, ударил из пяти тысяч орудий и минометов. Ударил и уже не переводил жаркого, клокочущего дыхания с бешеным пульсом огня, и в течение трех часов сплошной гул стоял над землей не умолкая и не слабея. Казалось, весь мир обрушил свой гнев на эту землю, породившую столько войн и принесшую неисчислимые бедствия своим соседям и все еще грозившую мечом разбоя.

Со своего наблюдательного пункта маршал следил за ходом разрушительной канонады и, несмотря на богатый опыт по руководству крупными операциями и сражениями, волновался: это все еще подготовка, самое трудное и главное — впереди. Ему докладывали сообщения командармов, и он отдавал дополнительные распоряжения. Моряки донесли о движении судов от Кенигсберга по реке Прегель в залив Фришес-Хафф. Последовала команда, и орудия особой мощности, установленные на железнодорожных платформах, ударили по гавани и Кенигсбергскому каналу, отсекая огнем путь немецким военным транспортам в море.

Маршалу доложили, что командующий Сорок третьей армией меняет свой наблюдательный пункт.

— Почему?

Командарм Сорок третьей генерал Белобородов, штабные начальники находились в Фухсберге. Для наблюдательного пункта был выбран высокий каменный дом на перекрестке улиц. С его верхнего этажа при хорошей погоде широко открывался вид на Кенигсберг.

Генералы и другие лица командования слушали канонаду и то смотрели в южную сторону, хотя там ничего нельзя было различить — одни сплошные разрывы, то поглядывали на часы, ожидая конца артподготовки и начала атаки — что она принесет? От Фухсберга до переднего края совсем недалеко, до Кенигсберга не больше шести километров: один бросок — и наши там…