Василий Ванюшин - Штурм

Первым ворвался в форт артсамоход, на котором приник к башне Щуров. Пушка била часто, машина круто разворачивалась, и Щуров видел то отвесную стену, то внизу яму с пологим спуском, то гору ящиков из-под снарядов и мин. Форт вращался вокруг него каруселью, рябило и мелькало в глазах, и все же Щуров заметил появившуюся опасность, чего не могли разглядеть в узкие смотровые щели артиллеристы, сидевшие в артсамоходах: и у них в глазах была карусель, мелькание целей при быстрых поворотах.

В яме возле стены копошились фигуры в длинных шинелях мышиного цвета. Они выталкивали пушку с расширенной горловиной ствола, по-видимому, зенитную пушку, чтобы стрельнуть бронебойными снарядами по самоходкам. Они торопились, и все это заметил с верхотуры Щуров и поднял свой пулемет. Он вскинул его легко, словно автомат, и с рук дал очередь, еще и еще… Немцы попадали или спрятались под землей, а дульный раструб остался торчать из темной угловатой ямы.

Круговращение артсамохода продолжалось, оглушительно била его пушка. Щурова кидало из стороны в сторону и совсем укачало. Он уже не надеялся удержаться на броне, и тут перед глазами появилось что-то белое.

Артсамоход замер. Белый флаг свисал возле одной из амбразур. А потом появился красный флаг, много выше, на самом форту, и там шумная толпа людей в коротких ватниках палила в небо из автоматов и винтовок. Появились немцы с поднятыми руками. Лейтенант и другие артиллеристы вылезли из люков машин.

— Снимите же меня, черти! — крикнул Щуров, но его никто не слушал.

Моторы заглохли, стало тише. Кто-то сказал:

— Шура…

Щурову показалось, что это его позвали — «Щуров», и он обрадовался: здесь свои, знают его, зовут…

— Я, — рявкнул он, поднимаясь на броне во весь рост. — Кто там?

На него с любопытством смотрел старший лейтенант, командир батареи.

— Докладывай, кто такой, откуда взялся?

— Щуров я. Сердюковский.

— А я звал Шуру, Александра Космодемьянского.

И подошел тот самый лейтенант, высокий и густобровый.

— Вот те на! Ошарашили… — растерянно бормотал Щуров, неловко спускаясь вниз. — Это же брат Зои!

Офицеры посовещались. Здесь надо подождать немного. Соберется весь штурмовой батальон, подойдет комбат, и тогда — дальше, на пригородный поселок западнее Кенигсберга.

— Там и встретишься, сердюковец, со своими, — сказал Космодемьянский Щурову. — Как твоя нога?

— Получше маленько.

— Ты по охоте к нам попал или другая причина? — спрашивал командир батареи, пользуясь свободной минутой. — Почему свою роту оставил? Потерялся?

Щуров не учуял в вопросах насмешки. Он обрадовался этой встрече и тому, что скоро попадет к своим и майор Наумов, увидев Космодемьянского, не сможет рассердиться на Щурова за отлучку.

Офицеры посматривали на небо и гадали: появятся сегодня самолеты или нет. Пехоте нужна помощь танков и артиллерии, и всем нужна поддержка авиации.

Изруганная небесная канцелярия весь день работала на врага.

Ночью показался месяц, только верхний его конец — серебряный рог прободнул тучи, долго скользил, вспарывая их, блестящий, словно дождями омытый, и, хотя к утру он скрылся и над землей стоял туман, появилась надежда: будет погода!

Она улучшилась лишь к полудню — туман исчез, облака поднялись высоко и расползлись. Небо загудело. Никто из бойцов, наступавших на Кенигсберг, никогда не видел столько наших самолетов! Здесь была авиация Третьего и Второго Белорусских фронтов, Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота.

Самолеты образовали три яруса: внизу носились штурмовики, повыше степенно, в четком строю шли тяжелые бомбовозы, а сверху, в прикрытии, кружились истребители.

Тяжелый крылатый металл густо заполнил воздух, стремительно рассекал его плоскостями и пропеллерами, пронизывал бомбами и пулеметными трассами, сотрясал взрывами.

Кирпичная пыль скопилась над Кенигсбергом в громадное желтое облако, распираемое во многих местах черными клубами дыма.

Корпуса Сорок третьей армии наступали двумя эшелонами: по две стрелковых дивизии в первом и по одной — во втором эшелоне. Такой же боевой порядок приняли дивизии: два стрелковых полка двигались в первой линии, третий следовал за ними. В полках два батальона действовали как штурмовые отряды и один был резервный. Штурмовой отряд, если не удавалось взять форт, обходил его. Это требовало немедленного ввода в бой подразделений второго эшелона.

Форт, о котором Сердюк говорил маршалу как о «своем», оказался в полосе соседней дивизии другого корпуса, потому что войска переднего края сдвинулись, освобождая место для свежих сил. Сосед справа штурмовал форт, но безуспешно, и оставил его блокированным. К тому времени пиния фронта западнее Кенигсберга прогнулась, правофланговый корпус поворачивался против оперативной группы немцев «Земланд», тесня ее на запад, и форт оказался ближе к штабу Сердюка, за спиной дивизии, и его «передали» Сердюку. Комдив оцепил форт одним батальоном, без танков и самоходок, лишь с полковой артиллерией, поручил заботу о нем своему заместителю Афонову, а сам двигал штурмовые отряды в Кенигсберг, и они вместе с частями других дивизий пробивались на соединение с гвардейцами Одиннадцатой армии медленно и с тем упорством, с каким долбят скалу с двух сторон для новой дороги в горах.

Штаб дивизии оставался пока в так называемом «Рабочем поселке». Здесь в двухэтажных домах-коттеджах раньше жили специалисты немецких военных заводов. Большой парк отделял этот поселок от Кенигсберга; в чаще плешинами белел нерастаявший лед на прудах. По дороге через этот парк приехал в штаб Сердюк, покинув наблюдательный пункт, чтобы ускорить доставку боеприпасов.

Когда он поднялся на второй этаж, там в большой комнате его ждали Афонов и Веденеев. Генералу принесли документы на подпись, и он присел к столу.

Афонов быстро ходил по комнате, от двери к столу и опять к двери, ожидая с видимым нетерпением, когда Сердюк кончит работу и можно будет поговорить с ним.

Едва комдив отодвинул подписанные бумаги, как Афонов подошел к нему.

— Ну, разрешите же, товарищ генерал! — сказал он, недовольный тем, что комдив оставил его ответственным за форт и не позволяет штурмовать. — Я разделаюсь с этим проклятым фортом, сам буду командовать батальоном.

Сердюк раздумывал, потирая ладонью голову. Ему нравилась воинственность Афонова — в рослом и крепком на вид полковнике было много энергии. Но генерал не любил спешить без надобности.

— Стоит ли тратить силы на форт? Полагаю, не стоит. Кенигсберг скоро будет окружен, ему крышка. Гарнизон форта сложит оружие. Куда он денется!

— Зачем нам, товарищ генерал, угроза в тылу и возле штаба? С ней лучше покончить и высвободить батальон Наумова. Форт — прямо-таки чирей на спине, мешает! — доказывал Афонов, и в этом был свой резон.