Овидий Горчаков - От Арденн до Берлина

Весь этот штабной материал Кремлев передал шифрорадиограммой Директору в Центр. Ответа никакого не получил. Запросов по реактивной авиации тоже. Решил, что опять опоздал, что Центр давно получил эти сведения от других, более расторопных разведчиков.

Увы, такое случается довольно часто — разведчик, как говорится, костьми ложится, чтобы добыть важные сведения, а потом оказывается, что эти данные нужны Центру как прошлогодний снег. И ничего тут не поделаешь.

— Странно, — задумчиво произнес Худ, — что в небе не видно наших реактивных самолетов. И про ваши тоже ничего не слышно. Неужели мы отстаем в развитии военной авиации?

— Думаю, — поразмыслив, высказался Кремлев, — что наши сейчас ставят на испытание самолеты. Смотри, смотри! Англичанин струсил, повернул обратно в Англию!..

Значит, горючее у него кончается, — великодушно решил Худ.

Посланный в разведку одноглазый Карл неожиданно вернулся не один, а с высоким незнакомцем с тонкими усиками и завязанными под беретом глазами.

— Знакомьтесь! — весело проговорил Карл, снимая с незнакомца повязку. — Луи Шаброль по кличке д'Артаньян — командир французского партизанского отряда в Арденнах, наш южный сосед.

— Капрал Шаброль к вашим услугам! — лихо козырнул француз. — Бежал с семью военнопленными из лагеря под Бонном в ночь на пятнадцатое декабря. Вслед за перешедшими в наступление бошами пришли в эти бельгийские леса. Подобрав кое-какое оружие, решили создать партизанский отряд из бывших солдат бывшей французской армии. Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Лучше быть партизанами одиннадцатого часа, чем вовсе не быть партизанами. Помогите, ребята, оружием, боеприпасами — Карл говорит, что у вас тут уйма американского оружия валяется в лесах, среди кустов растут автоматы и пулеметы, а на деревьях — патроны и гранаты. Взамен можем подбросить мороженую конину и «фанту» в неограниченном количестве.

Француза накормили с дороги, забросали вопросами. Пока отряду д'Артаньяна нечем было особо похвастать: несколько раз обстреляли бошей, захватили, устроив перед Новым годом засаду, грузовой «опель», весь загруженный ящиками с бутылками. Обрадовались — думали, вино, а в ящиках оказалась одна немецкая «фанта». Капрал принес с собой две бутылки для пробы. Вот они, пожалуйста! Рации, разумеется, у французов и в помине не было. Жили они в шалаше, на семи ветрах, грелись у костра.

Теперь француз спрашивал, а отвечали хозяева Буллингенского леса. У французов не было даже радиоприемника, они ничего не знали о положении на фронте. В деревнях ходили разные слухи.

Допив чай, француз попросил принять их семерку в отряд, но Эрик, поразмыслив, сказал:

— Пока действуйте отдельно. Мы вам поможем чем можем: оружием, боеприпасами. Сами видите, землянка у нас битком набита. Конечно, можно новую вырыть, но на это уйдет минимум три-четыре дня, а за это время наши, пожалуй, вернутся. Да и с точки зрения тактики нет смысла объединяться. У нас тут назревают облавы.

— Кое-кто у нас, — нахмурившись, сказал Шаброль, — агитирует за то, чтобы перейти фронт, вернуться во Францию, а я им говорю, что четыре года ждал в плену, мечтал, что убью хоть одного боша, а мы пока ухлопали всего только троих и, быть может, нескольких ранили. С таким боевым счетом стыдно землякам на глаза показываться. Эта заварушка в Арденнах, говорю я своим, для нас, «хефтлингов», манна небесная!.. До нас, когда мы были в Германии, доходили слухи, будто макизары чудеса творили, но толком мы ничего не знаем…

Капралу наперебой стали рассказывать о подвигах французских партизан. Виктор, Карл, Эрик — всем им было что рассказать.

— Один франтирер из Компьенского леса, — вспоминал Карл, — охотился за самим фельдмаршалом Роммелем. Это было в середине июля. Как раз тогда получили новенькую пластиковую взрывчатку из Лондона и магнитные мины в черных бакелитовых чехлах. Ставь их хоть на час, хоть на три. Франтиреры заминировали полотно под Монбельяром. Личный поезд Роммеля должен был свалиться под откос прямо в речку. И надо же было так случиться, что ребята чересчур много болтали, о поезде Роммеля услышали английские агенты, вызвали бомбардировщиков, поезд спрятался в тоннеле, а Роммель умчался на машине!.. Потом они пытались в прошлом году убить в Париже самого Рейле — шефа контрразведки абвера, чей штаб находился в отеле «Лютеция». Опять сорвалось…

— Да что ты ему рассказываешь про неудачные операции! — прервал его Эрик. — Нам пленные крауты с ужасом рассказывали, что у них творили в тылу маки! Они почти все дороги перекрыли! Бронепоезда захватывали! Давали нам полные и точные сведения о краутах, первыми освободили Париж!

— Верно! — поддержал его начальник штаба. — Во всей Франции тогда говорили о взрыве на электростанции в Ларжантье, из-за которого фрицам пришлось приостановить производство алюминия для самолетной промышленности, о выходе из строя железнодорожной линии Гренобль — Лион. А ведь начинали с мелких делишек: подсыпали сахар в бензин, песок — в мотор, перерезали телефонный кабель.

— Значит, не сдалась Франция! — со слезами на глазах произнес капрал Шаброль.

— Патриоты вашей страны спасли национальную честь Франции, — торжественно заверил Эрик французского партизана. — В Нормандии нас было сначала мало, и немцы могли бы утопить нас в море как котят, но ваши франтиреры, ваши макизары задержали минимум на двое суток подброску германских дивизий, пока мы не утвердились на плацдарме. Некоторые дивизии краутов запоздали на десять дней. Другие вообще не прибыли в Нормандию. Можно смело сказать, что нас спасли русские своим наступлением и французы своими партизанскими действиями.

Через много лет Виктор будет вспоминать эти слова Эрика Худа, когда узнает, что и генерал Эйзенхауэр, не доверявший в начале войны ни русским, ни французам, скажет то же самое. И прибавит, что «действия Сопротивления во Франции укоротили войну на девять месяцев».

— Я слышал, — начал Карл, — как в Альпах партизаны с помощью взрывчатки обрушивали тонны снега на головы бошей, целые колонны гибли в снежной ловушке.

— Нельзя забывать, — сказал Виктор, — что на сторону партизан с первых дней высадки в Нормандии стали перебегать тысячи «фрайвиллиге» — власовцы и легионеры. Им давали возможность искупить вину и посылали их на самые опасные задания.

— Французы и мы называли их всех «монголами», — усмехнулся Карл. — Пока они не смывали позор кровью, мы относились к ним не лучше, чем к собственным предателям. Но надо отдать им должное — многие из них сдавались в плен и шли на любое задание…

— Крауты совсем озверели, — перебил его Эрик. — В партизанских районах они совершали карательные налеты и гнали впереди себя женщин-француженок и их детей. Вот когда я понял, что такое нацисты!