Бодо Узе - Лейтенант Бертрам

Было совершенно очевидно, что тут он выступает против Хартенека. И Бертрам, несмотря на предубеждение против всего, что представлялось ему пошлыми нравоучениями, принял это.

— Хэзелер! — воскликнул Йост, довольный тем, что нашел пример, дабы показать лейтенанту, что он конкретно имеет в виду. Правда, для начала он должен признаться, что старик живет в его воспоминаниях всего лишь как странный, чудаковатый тип. Но на самом деле он значил куда больше. Нет никаких сомнений в том, что строевой устав Хэзелера предпочтительнее более позднего, изданного в 1906 году, в котором опять верх над всем взяла муштра. А Хэзелер добивался подготовки солдата как одиночного бойца. — Он был современнее, чем многие из нынешних господ, — сказал Йост, — как он был прав, когда отклонил эти мечтания генерального штаба о решении исхода войны в мирное время.

И Йост осведомился, знает ли Бертрам, что сказал Хэзелер о плане Шлиффена. «Карточная стратегия» — так отозвался о нем старик и тем самым покончил со всеми попытками перещеголять Мольтке и составить справочник по ведению войн.

— Господа позабыли, — продолжал Йост, что Шпихерн и Вёрт — это были внезапные битвы и что сам Мольтке считал Кениггрэтц просто выходом из трудного положения. — Йост задумчиво смотрел в лицо лейтенанта. — Нет, совершенно ясно было, с кем он здесь спорил. — Все это относится и к вопросу о необходимой скромности, — продолжал Йост и вдруг рассердился. — Разумеется, сегодня об этом знать ничего не хотят. Каждому подавай сразу весь мир и господне благословение в придачу.

Заметив отразившееся на лице Бертрама разочарование, он встал.

— Вот что я хочу вам сказать, — начал Йост, немного помедлив. — Видите ли, однажды уже было так, как сейчас. Однажды мы уже поверили, что можем покорить весь мир. Что из этого вышло, вы знаете.

Бертрам наклонил голову. Йост раздавил в пепельнице окурок сигары.

— Осенью четырнадцатого я был приглашен к старику Хэзелеру. Это было в Вогезах, погода дивная. Я был молоденьким курсантом и назавтра мне предстояло снова возвращаться на фронт. Старик дрожащими руками отщипывал виноградины от грозди. Солнце освещало террасу. Говорили, разумеется, о ходе военных операций. Хэзелера с трудом только можно было понять. У него уже не оставалось ни одного зуба во рту. Мы все еще тогда верили в победу. И как верили! И вдруг старик говорит: «По-моему, самое время сейчас кончать войну!» Но мы тогда еще верили в победу, несокрушимо верили.

Бертрам не смел глаз поднять от пола, покуда Йост в каком-то болезненном возбуждении расхаживал взад и вперед по комнате, печалясь о прошедшем и ощущая в душе внезапный страх перед тем, что должно было наступить.

Когда в воскресенье днем Бертрам отправился в город, тот в своем праздничном покое показался ему еще провинциальное, чем обычно. Бронзовые ручки на дверях домов были начищены до блеска, окна сверкали на солнце. Все кругом было ясно и светло.

По улицам шествовали прихожане, одетые по-воскресному. Вид у них был весьма торжественный, и свои черные с золотым обрезом псалтыри они держали, точно оружие.

Медленно идя по чисто подметенной мостовой, держа в руках псалтыри с «Господь — надежный наш оплот», люди как бы заявляли, что они истинно верующие. Но заявляли робко, боязливо. Была в этом какая-то покорность судьбе.

К звону церковных колоколов примешивалось пение марширующих отрядов штурмовиков в свежевыглаженных коричневых рубашках.

Бертрам свернул на Рыночную площадь, где было очень людно. Там собрались все девицы и все молодые люди города. Нахальный лейтенант Завильский беседовал с полногрудой краснощекой Трудой Пёльнитц. Он помахивал зажатыми в правой руке белыми перчатками, а левой то и дело теребил кортик.

У окна кондитерской, как всегда по воскресеньям, сидел граф Штернекер, перед ним стояла вазочка со взбитыми сливками, к которым он не притрагивался. Он сидел, опустив плечи и облокотись о мраморный столик, поглядывая на ножки проходящих мимо девушек.

Бертраму повстречались три дочки почтового инспектора Зибенрота в платьях одинакового фасона из одинаковой материи. Все три были красивы. Даже старшей из них, Альмут, двадцати шести лет от роду, свежесть ее сестер сообщала девически юную прелесть.

В казино Бертрам слышал, будто с ней можно поладить. В конце концов, весь город знал, что барышни Зибенрот весьма скудно живут на жалованье почтового инспектора, а следовательно, на замужество нет никаких надежд.

За ратушей Бертрам заметил курсанта Цурлиндена, который стоял, наклонясь к маленькому, сверкающему красным лаком автомобилю, где сидела графиня Шверин, черноволосая, пышущая здоровьем, циничная. Бертраму бросилось в глаза, что в позе Цурлиндена было что-то униженно-смиренное, преданное, его донельзя возмутил молящий взгляд грустных глаз курсанта, когда графиня, смеясь, укатила. Ее автомобиль проехал по Рыночной площади и остановился у «Трех корон». Там Эрика Шверин встречалась с капитанами — посидеть, выпить пива, послушать анекдоты.

Четыре звонких и один глухой удар колокола — час дня. Рыночная площадь пустеет. Лейтенант Бертрам пошел по направлению к городскому парку. Листва на деревьях уже запестрела, особенно на раскидистых буках. Под ногами Бертрама то и дело с хрустом ломались пожухлые листья. В этом году рано настала осень.

Бертрам остановился и сквозь деревья взглянул на виллу, где жил Йост. Как давно он не хаживал этой дорогой, как давно не видел всего этого. Сердце его учащенно билось. Но билось совсем не так, как раньше, когда он — тоже вот так, на мгновенье остановившись, прежде чем войти в дом и встретиться лицом к лицу с Марианной, — предавался мечтательным восторгам.

Сегодня же он, лишь немного помедлив, сделал несколько шагов к садовой калитке, со стесненным сердцем нажал на ручку и тихо прошел по шуршащему гравию.

Теперь каждый его шаг был исполнен надежды и страха. Ему хотелось повернуть назад, и он чувствовал с мучительной уверенностью, что никогда в жизни не забудет этих своих шагов по саду, что сейчас, в этот миг окончательно должна решиться его судьба. И сколько он ни пытался, ему не удавалось отделаться от ощущения, что все могущее тут произойти имеет какое-то особое значение. Итак, он позвонил и уже начал расстегивать перчатки. Слегка склонив голову, он прислушивался к хлопанью дверей и к шагам внутри дома. По гравию дорожки скакал воробей. Под вечер Бертрам сговорился с Хартенеком встретиться в бильярдной. Ему придется взять себя в руки, обер-лейтенант отличный игрок.

Бертрам залился краской, когда перед ним возникла Марианна. Машинально потянулся за сигаретами, которые она ему предложила. Он слышал звук ее голоса. И лишь с трудом разбирал, что же она говорит. Итак, Йост утром уехал на охоту, первая охота на зайцев, и до сих пор не возвращался. Марианна сидела в глубоком кресле, подперев голову правой рукой. Светлые волосы надо лбом светились точно пламя: она старалась не смотреть на Бертрама.